Трамвайность. Александр Удалов

если нет? Теневой порошок навсегда изменит разум рыжего.

      – Я справлюсь и отстою его. У кондуктора должны быть друзья, посвященные в его тайну. Из одного с ним мира. Хотя бы в этот раз. – Муромский коснулся пера. – Алло!

      Послышалось тихое гудение, как если бы у соседей за стеной включилась на полную мощность стиральная машина. Звук нарастал, заполняя комнату. Вдруг все сменилось тишиной, которую нарушил сухой и отчетливый щелчок. За ним, по восходящей, последовали второй и третий щелчки.

      – Межава и «Трамвайные линии Чик-Чирики» на связи. Степан, что случилось? – откуда-то из пространства между цилиндрами раздался ясный женский голос с акцентом, слегка растягивающим слова. – Решил проверить, как древняя Межава выучила ваш мосградский ногосломательный язык?

      – Мозговыносящий, Межава, – поправил Муромский. – Не прибедняйся, ты выучила его лучше, чем некоторые мои сограждане. Поэтому тебя и вызвал, зная, как ты любишь русский язык. Со мной здесь двое людей, которые, как и ты, никогда не пересекали границы миров. Они не понимают щебетли, зато ты умеешь говорить на русском.

      – Кто сейчас рядом с тобой, Степан? Кого ты привел к Столпам? А Высочайшие знают? Они разрешили? – Голос звучал испуганно.

      – Я нашел нового кондуктора от Мосграда. С ним его друг. И нет, Тени ничего не знают. Но, думаю, вот-вот узнают, с учетом близости их тронного зала к Столпам.

      – Нет, нельзя! «Собсулитат» запрещает… Лишь в особых случаях… Артана Кица не исчерпала срок… Простите, Высочайшие. – Последнее обращение прозвучало тише, словно телефонную трубку прикрыли рукой. Раздалось похожее на овечье блеянье «Мек-мек!», после чего звуки резко оборвались.

      – Доигрались, Степан Ильич, лучше бы сразу отдали картину мне, – злорадно прокомментировала Маша.

      Веник вздрогнул, когда цилиндр с пером стал мерцать зеленым светом, сопровождая эффект громким покашливанием.

      «Хек-хек! Хек-хек! Хек-хек!»

      Не раздумывая, Муромский коснулся пера.

      Вновь раздались щелчки. А потом в комнату ворвалось нечто чуждое. Грозное и темное, как бушующее море, липкое и всепроникающее, как страх. Наверное, только так и может звучать Тьма. Веник почувствовал, как тонет в пучине неведомого. Он слышал, как падает, роняя книги, Патефон. Слышал и свое гулкое сердцебиение – и эти звуки были маяком среди океана раскатистых переливов.

      – ПРИВЕДИ ИХ К НАМ, МОСГРАДЕЦ. ВМЕСТЕ С ДЕВЧОНКОЙ. МЫ ХОТИМ ЗНАТЬ ВСЕ.

      Маша бухнулась на колени.

      – Прошу снисхождения, Высочайшие! Я просила представителя не посвящать людей в тайну, но он настоял. Все попытки отговорить…

      – ХВАТИТ. МЫ ЖДЕМ ОБЪЯСНЕНИЙ ВО ДВОРЦЕ.

      «Мек-мек!»

      Волны откатились назад. Шторм закончился. Веник чувствовал себя выжившим в кораблекрушении. Муромский по-прежнему стоял у цилиндра, лишь тяжелое дыхание выдавало его состояние.

      – Говорил же, придется ехать в Чик-Чирики. Аудиенции у Теней не избежать при любом