Реверс. Александр Громов

потом тетрадка.

      – Что это?

      – Словарь. Гомеостато-оннельский словарь. Нам придется идти через Оннели, это такая страна. Зубри.

      – Какой смысл?

      – Какой, какой… Есть смысл! Зубри, говорят!

      Макс заглянул в тетрадь главным образом потому, что не хотел разговаривать с Патриком. О чем говорить с приземистой грудой мышц, поддерживающей примитивный мозг? Матвей всего только дворник, а побеседовать с ним всегда есть о чем. И с Теодором… Вот кто гармоничен: и ум на месте, и сила есть – тяжелый свой саквояж нес как перышко…

      Жужжали, надоедая, мухи. Теодор пока не собирался воскресать. Оно и понятно: рано еще.

      Макс углубился в чтение. Человек – миен, вода – оки, оружие – асит, идти – ликки, торговец – куппас, «я честный торговец» – «ми иссо рехе куппас», «это не мой товар» – «сис тоут ни иссо мине»… Слова размещались не по алфавиту, а, видимо, по значимости, и тут же шли короткие фразы – этакий гибрид словаря и разговорника. Удобно, хотя почерк мог быть и получше.

      Странное дело: прочитанные слова вбивались в память накрепко, словно ершеные гвозди – сами собой ни за что не выпадут. Ушло куда-то тягостное недоумение по поводу существования разных языков – зачем они нужны, если и одного достаточно? Как ни неприятен был Патрик, Макс решил, что вряд ли ему стали бы нарочно морочить голову таким способом. Значит, надо читать.

      За час он пробежал глазами три четверти тетради. Все это время Патрик явно маялся и очень внимательно следил за окрестностями. Один раз привстал, вроде бы высмотрев что-то, затем молча сел. Оружие он держал наготове.

      Видимо, зря: вокруг не было никого. Пролетела какая-то птица, по стволу дерева пробежал мелкий зверек – и только. Да еще ящерица влезла погреться на плоский валун.

      – Пора, – сказал Патрик. – Надо двигать отсюда.

      – Еще десять минут, – не попросил – потребовал Макс, глядя на облепленное мухами тело Теодора.

      – Ты что, дурной? Я же тебе говорил!..

      Макс замолчал и уткнулся в тетрадку. Патрик покрутился на месте, как собака, не знающая, куда ей пуститься вприпрыжку, поскрежетал зубами и сдался.

      – Ладно, десять минут. Но ни минутой больше.

      – А если я не пойду – поведешь меня силой? – осведомился Макс, вовсе не из дружеских чувств окончательно решивший перейти с Патриком на «ты».

      – Понадобится – заставлю идти! Для тебя же стараюсь, дурак!

      «Дурака» Макс пропустил мимо ушей. Как можно оскорбляться словами, когда оскорбительна сама ситуация?

      И страшна. Окончательная смерть – это вообще как понимать?

      Так и понимай, что окончательная. Был человек – и нет его. И больше никогда не будет.

      За десять минут ничего не случилось. Только мух налетело еще больше. А на одиннадцатой минуте Патрик объявил:

      – Встали. Пошли.

* * *

      До сегодняшнего дня правое крыло коттеджа оставалось для Сергея тайной за семью печатями. Оно имело отдельный вход, оттуда иногда появлялись какие-то люди, но кто они? Теперь Родион Романович сам пригласил Сергея в правое крыло.

      С вещами.

      Тяжелая