Война амазонок. Альбер Бланкэ

дело, если бы вы имели успех.

      – Признайтесь, однако, монсеньор, что все было очень ловко устроено, и по одному вашему слову…

      – Как по «моему слову»? Я не понимаю вас, герцог, – сказал кардинал сурово.

      – Однажды в присутствии королевы вы произнесли такие слова: «Герцогиня де Лонгвилль – ангел, которому следовало бы подрезать крылышки».

      – Ну так что же?

      – Герцогиня де Лонгвилль до настоящего дня выдержала много бурь, не потеряв ни одного перышка из своих крыльев: она не поддалась Бофору, который ее любил, она не поддается в настоящее время Ларошфуко, который ее любит… Мне пришло в голову, что я один, который ее не люблю, восторжествую над этой дерзкою добродетелью.

      – И потерпели полное поражение.

      – Партии только отложены, на время, монсеньор.

      – Партия ваша потеряна, потому что и вы ее любите. Поверьте, я тоже немножко понимаю людей. К тому же, если вы будете призывать на помощь себе гайдуков «Красной Розы», эта победа не наложит никакого пятна на белое платье герцогини. Жертва насилия становится мученицею, и больше ничего – вся вина падает на мучителя.

      – Я все-таки возьму свое, монсеньор. Клянусь вам, что на этот раз общественное мнение будет за меня. Высокомерная герцогиня, которой хочется во что бы то ни стало быть первой женщиной в королевстве, будет доведена до такого унижения, что сама убежит в монастырь скрыть свой позор.

      – Ступайте вон, герцог, вы самый ужасный злодей, какого мне в жизни случалось встречать, – сказал кардинал, заливаясь простодушным смехом, каким иногда умел смеяться.

      – Не забудьте же, монсеньор, что мой род тоже королевского происхождения и что вы мне обещали одну из первых должностей принца Кондэ.

      – Ступайте, – сказал кардинал, – и помните, что я даю вам полномочия бороться с врагами его величества, нашего короля. Работайте быстрее и лучше, а я уж не прозеваю; вы не знаете этих людей так хорошо, как я.

      С этими словами, произнесенными шутливо, но выдававшими душевную тревогу, министр отпустил своего фаворита и, когда тот уже уходил, опять дружески крикнул ему:

      – Кстати, герцог, если вы верите моим словам, то не доверяйте никому.

      – Как это?

      – Да так, никому. Держитесь твердо моих слов.

      Де Бар вышел в раздумье.

      – Да, – прошептал Мазарини, оставшись один, – лучшего средства нет, как заставить их перерезать горло друг другу.

      Герцог сел на лошадь и поехал в свой замок на улице Сен-Тома-де-Лувр. У ворот выскочил прямо к нему какой-то человек в плаще.

      – Ах! Это вы, Мизри, – сказал герцог, узнавая своего оруженосца по походке, – ну что?

      – Победа, герцог!

      Де Бар вздрогнул и остановился, не смея расспрашивать далее.

      – Ле Мофф имел успех.

      – Тише… что вы говорите, друг мой?

      – Ле Мофф…

      – Не произносите этого имени, вот уже два дня, как оно производит на меня роковое действие. Я думаю, что этот мерзавец мне изменяет.

      – Я и сам так думаю, ваша светлость.

      – Надо за ним присматривать. Что вы сделали