Война амазонок. Альбер Бланкэ

правилам закоренелого лицемерия…

      – В таком случае, – сказал Кандаль, – если Жарзэ, царь празднества, облеченный властью, не прикажет Ренару пригласить этих дам, то мы вынуждены будем заниматься политикой.

      – Этак, пожалуй, со скуки умрешь.

      – Господа, – возразил Кандаль, – политика, как мы ее понимаем, мы, которые от жизни берем только то, что есть в ней прекрасное и забавное – такая политика, на мой взгляд, весьма увеселительна.

      – Слушайте, герцог затянул свою любимую песню: все для дам и через дам.

      – Это только благовоспитанное волокитство, и я охотно приму в нем участие, – возразил де Бар. – Но так мы дойдем только до того, что нас надуют… Поверьте мне, кардинал Мазарини, которому я сочувствую, не ошибается, направляя все свои силы против коадъютора, потому что именно он опаснейший враг двора. Жаль, однако, что Мазарини серьезно не думает о Бофоре. Коадъютор хочет быть только первым министром, он мало-помалу выдаст всех своих союзников. Бофор посолиднее в своих основаниях; он создан быть любимцем народа. Толпа обожает его, и Бог знает куда стремится его честолюбие.

      – У него и честолюбия-то нет.

      – Он так хорош, так храбр, так изящно вежлив, так любит говорить речи и чтобы ему аплодировали… Ах! Любезный де Бар, не испортите пружины прекрасного паяца, которым вертит де Рец.

      – Я знаю людей, – настаивал де Бар.

      – Нет, герцог, вы не знаете людей, потому что восстаете против приглашения милых созданий. Только отдавая должную честь прелестным дамам, можно достичь верного познания людей, и в особенности политиков.

      – Господа! – воскликнул Кандаль, выходивший на минуту из залы, – я приказал Ренару пригласить к нам пятнадцать самых хорошеньких парижских грешниц.

      – Виват Кандаль! – закричала молодежь.

      – Чего же лучше!

      – И долой политику! Она сокращает жизнь, предоставим ее бородачам и старухам.

      – Будем врагами фрондеров, будем убивать их, как только попадутся они нам под шпагу. Но не станем разбирать ни причин, ни поводов междоусобицы – да здравствует веселье!

      – Господа! – воскликнул Маникан, придвинув к себе блюдо, – рекомендую вам соус под этой златовидной птичкой. Это новое изобретение, честь которого принадлежит Ренару. Вчера мне говорил об этом Мазарини, знаток в таких делах.

      – Посмотрим, что за соус под златовидной птичкой! – отвечали все в один голос.

      – За здоровье королевы! – сказал Кандаль, поднимая бокал.

      – За здоровье кардинала! – подхватил Жарзэ.

      Все с увлечением отвечали на эти тосты, вполне выражавшие убеждения присутствующих.

      – Да наливайте же полнее, олухи! – закричал де Бар, обращаясь к слугам.

      Бокалы не были еще опорожнены, как с испуганным лицом вошел Ренар. Он не осмеливался объявить причину своего вторжения в неприкосновенное убежище сановных гостей.

      – Что случилось? – спросил Жарзэ.

      – Господа…

      – Да говорите же скорее!

      – Сиятельные господа, пришел…

      Он