Дважды – не умирать. Александр Александров

товарищи твои ждут… Что они сейчас думают о тебе, курсант Мазаев?

      Вся рота стоит в положении «раз» на вытянутых руках и ждет, когда можно будет опуститься. Руки затекли, мелко трясутся.

      – Давай, Зона! – наконец не выдерживает Шкулев. – Давай!

      – Поднимайся! – вторит ему с другой стороны Кузьмин. – Мы тоже уже… Давай!

      Издав мучительный стон, Мазаев медленно отрывается от пола и выпрямляет, наконец, согнутые руки. По его щекам текут слезы, смешанные с каплями пота.

      – Два! – звучит долгожданная команда.

      Все облегченно падают на влажный пол.

      – Раз!

      Курсанты снова отталкивают ненавистный, мокрый и невыносимо тяжелый пол от себя и замирают на вытянутых руках.

      – Закончить упражнение!.. Садимся на скамью, руки за голову. Упражнение для брюшного пресса… Делай раз!

      Все опять начинается сначала… Урманов старается не думать ни о том, сколько времени еще осталось, ни о том, когда же закончится упражнение. Он словно автомат выполняет команды.

      – Закончить упражнение!.. Упор лежа принять!

      Нет ничего: ни спортзала, ни людей вокруг… Какая-то красно-коричневая пелена тусклого света покрывает пространство. И этот голос, он доносится откуда-то издалека. Монотонный, бесстрастный…

      – Закончить упражнение! Скамейки убрать, строиться в колонну по четыре.

      «Нет, это еще не конец. Сейчас будут упражнения с отягощениями» – бесстрастно фиксирует сознание.

      Пошатываясь, Урманов плетется в строй. Разомкнувшись на ширину вытянутой руки, курсанты начинают работать с песочными ящиками. Каждый – килограммов по двадцать… Подъем с разогнутых рук за ручки от бедер на грудь, подъем от груди вверх, подъем вытягиванием за одну ручку от бедер к подбородку. Потом переход на снаряды. Турник, шведская стенка, брусья…

      – Закончить упражнение! Через десять минут построение на улице. В колонну по одному в раздевалку бего-о-о-ом марш!

      Пять минут на всех, чтобы принять душ и пять минут на то, чтобы переодеться. Курсанты толпятся в раздевалке, поторапливают тех, кто успел раньше них забраться в душевую.

      Курсант Мазаев уже улыбается. Гуссейнов добродушно похлопывает его по плечу.

      – Ну, что, курсант, живой?

      – Так точно, товарищ старший сержант, – смущенно отвечает Мазаев.

      – А говоришь – не могу…

      – Тяжело.

      – А кто сказал, что будет легко? Это тебе не курсы кройки и шитья. Сержантская школа… Ты думаешь, вашим сержантам было проще? Вон, Левин… – Гуссейнов кивнул в сторону командира первого отделения. – Год назад пришел к нам худой, дохлый – как заморыш. А сейчас? Смотри…

      Сержант Левин стоял поодаль, обтираясь полотенцем. Упругие тугие мышцы бугрились на руках и груди, на плоском животе отчетливо проступали рельефные кубики брюшного пресса.

      Урманов уже слышал, что Левину в свое время сильно доставалось. Об этом ему рассказывал еще сержант Мурыгин в карантине. Как Левин плакал, поднимая ящик с песком, и одновременно пел гимн. Таким способом его воспитывал командир отделения сержант Ладович, которого сейчас уже нет.