Пробуждение. Книга 1. Мирослав Гришин

что называется, не находил себе места. И когда Санька, мой искренний Санька, предложил остановиться в Киржаче, чтобы перекусить, я живо согласился, сказав, что нужно и выпить – помянуть Лёву.

      Саня, не имевший тогда водительского удостоверения, осторожно спросил:

      – Выпить, конечно, можно. А кто сядет за руль?

      Откуда я возымел тогда такое дерзновение?

      – Господь всё управит, не волнуйся. Я сяду за руль.

      – Ну, если Господь…

V

      Мы зашли в придорожный ресторанчик. Сели на втором этаже.

      – Пусть земля ему будет пухом, – выпили не чокаясь.

      Вот и не стало Льва…

      Как всё глупо.

      При чём здесь пух? Ведь лежать-то покойник будет в гробу.

      Жгучее уныние, терзавшее моё нутро, стало вроде бы отступать, становиться печалью.

      Святые отцы говорят: воспоминание о смерти – дар Божий.

      – Все там будем, – подтвердил Санька.

      – Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего Льва, – выпили по третьей.

      Закусили.

      Поднялись.

      Пора ехать. Трасса не ждёт.

      Через пятнадцать километров нас поджидал блокпост на Орехово-Зуевском повороте. Сколько раз я проезжал мимо него по трассе Москва – Владимир? Сто? Двести? Не сосчитать. Но только сегодня у меня так замирало сердце от дурного предчувствия и страха перед гаишниками: знает кошка, чьё мясо съела!

      Трасса была весьма оживлённой – воскресный летний вечер, москвичи возвращаются домой. Сгущались сумерки, все включили ближний свет фар. Незаметно притормаживая и пропуская вперёд машины, я встал пятым в очереди на светофоре блокпоста в ожидании зелёного сигнала.

      Как так произошло, не знаю, но сержант выхватил меня из проезжавшего потока машин и коротко сказал: «Пройдите на пост».

      И я пошёл, дыша в сторону, как идёт вол на убой…

VI

      В стеклянной будке за столом перед компьютером сидел капитан милиции предпенсионного возраста из тех, про которых поётся в песне, что никогда, мол, капитан, ты не будешь майором.

      Одного взгляда на меня ему было достаточно, чтобы разобраться в ситуации лучше всякого Раппопорта. Но он, как гурман, смакующий блюдо, заранее предвкушая положительный результат своего исследования, твёрдо решил соблюсти весь ритуал ментовской формальной процедуры.

      – Принимали спиртные напитки? – нарочито тускло, невыразительно, прикрываясь маской наигранной беспристрастности, произнёс капитан.

      Я хотел честно признаться во всём: что еду я с богомолья от батюшки Серафима Саровского; что сегодня умер мой близкий, родной человек и что душа моя скорбит по нему безмерно, потому и выпил, поминая покойника. Но это желание длилось лишь одно краткое мгновенье.

      Я стиснул зубы и, скрепив сердце своё, промолчал.

      Чего говорить? И так всё ясно.

      – Дуйте в прибор, – капитан подал мне плоскую, с электрическими проводками и лампочками, коробочку с пластмассовой трубкой на торце.

      Вот он и подступил – край. За ним падение – наказание гордому.

      Взмолился