Армен Джигарханян: То, что отдал – то твое. Святослав Тараховский

что он отказался, я запомню. Отказался мне помочь – плохо, значит, совесть передо мной не чиста…»

      – Ладно, Иосич, иди пока, работай, – сказал худрук. – Я «Фугас» почитаю. Это интересней. Если не подорвусь, позвоню.

      12

      Что такое хорошо – понимают все понимают в театре примерно одинаково, что такое плохо – все понимают по-разному.

      Худрук был прав: открывать новую пьесу чуть ли не самое интересное театральное занятие. Читаешь первые строки неизвестного автора и всегда ждешь откровения и восторга. Открытия бывают не часто, редко, но иногда бывают, нежданная встреча с талантом всегда приводит в трепет, в желание действовать, играть и ставить – к сцене, к спектаклю, к зрителю, к успеху. К тому, что на время насыщается алчный червь честолюбия. Всеобщий космический червь.

      Он прочел первые строки «Фугаса», они показались ему любопытными, потащили за собой. Он увлекся и потащился охотно.

      Но самое любопытное произошло с ним через несколько быстрых минут.

      В дверь постучали.

      Он позволил войти, дверь скрипнула и на пороге заветного кабинета блистательной тенью возникла Вика.

      – Здравствуйте, – сказала она. – Я к вам, Армен Борисович. Можно?

      Ему давно нравилась эта девушка, он ее двигал, давал роли. Тонкая, стройная, искренняя на сцене, глаза-блюдца, исполненные правдой. И артистка неплохая.

      Когда он впервые ее увидел, подумал о том, что формулу Достоевского о том, что красота спасет мир, он бы дополнил и уточнил: не всякая красота спасет мир, но именно эта – женское совершенство.

      Когда он впервые ее увидел – ахнул вслух. Невероятно она была похожа на его любимую первую женщину, не на ту, что застряла в Штатах, а на первую и единственную любовь.

      Гаяне…

      Лицом была похожа, еще больше – улыбкой, манерой, движением; общаясь с Викой, Армен как в счастье переносился в драгоценные, безумные ереванские годы, к горячей Гаяне, лелеявшей ночами у груди юного Армена как любимую куклу. Глупостью был его отъезд на учебу в Москву, непоправимой глупостью было хоть на день расстаться с Гаяне – все это он понял сразу же, как только оторвался самолет от земли, и понеслись под крылом плоские крыши Еревана и заныло поздно услышанное сердце – он вернулся в Ереван через месяц, но Гаяне уже не нашел…

      – Откуда ты такая взялась? – спросил он Вику, удивившись тому, как похожа она на Гаяне.

      – Всегда была, Армен Борисович. Всегда была в вашем театре. Вы меня не замечали.

      С того дня заметил. Полюбил и продвигал.

      – Заходи, Романюк. Привет, красивая. Что у тебя?

      Вика произвела два заинтересованных шага, улыбнулась направленно на худрука.

      – Я слышала… – сказала она и сделала еще полшажка к столу. – Я слышала, у вас появилась интересная пьеса. Армен Борисович, я бы очень, я бы очень хотела в ней играть…

      – Откуда ты слышала? – насторожился худрук.

      – Юрий Иосифович сообщил…

      Ни своему Олежеку утром, ни, понятно,