Сокровище троллей. Ольга Голотвина

А увидела утром в окошко, как хозяйский сын с ящерком с прогулки прибежали и мальчуган приятеля до сарая проводил, так бояться перестала. Недавно по просьбе хозяйки заскочила в сарай, спросила: «Все ли в порядке?» А они так смешно зашипели: «Вссе хорошшо…»

      И Дождик их не боится, вон как играл с Первым Учеником!

      Нет, вот что бы Кринашу сказать: «Ступай, Хиторш, домой. У меня уже двое работников: Дождик и Айки!»

      Хотя… Айки ведь не знает, надолго ли здесь Дождик! Он тут человек чужой. Может, завтра и уйдет.

      Почему-то эта мысль так огорчила Айки, что новая слезинка скатилась по щеке. А вроде справилась уже со слезами!

      И тут из-за окошка послышался голос Дождика. Негромкий, не поймешь даже, о чем он говорит (ставни-то закрыты, зима же, вот и плохо слыхать).

      Вот вроде и не с нею, Айки, он разговаривает – а до чего утешительный голос! Добрый такой…

      Дождик замолчал, ему ответил Кринаш. Хозяин говорил громче и разборчивее:

      – А ты, паренек, надолго сюда?

      Слезы сразу высохли. Айки оставила котел и кинулась к окну.

      Подслушивать нехорошо? Ну и пусть. Айки обязательно надо узнать, что ответит Дождик.

      И она услышала:

      – Да я и сам не знаю, хозяин.

      – Не знаешь? Стало быть, просто бродяжишь?

      – Вроде того.

      – Зимой скитаться – дело паршивое. По себе знаю. Сам когда-то ходил от деревни к деревне, пока меня один наемник в ученики не взял. Где ты зимой работу сыщешь? Оставайся хотя бы до весны!

      Дождик молчал. Айки затаила дыхание.

      И тут в беседу мужчин ворвался неприятный, резкий голос:

      – Ты бы, Кринаш, спросил лучше: будет ли парнишка жив к весне?

      «Бабка Гульда!» – охнула про себя Айки, сжав кулачки так, что ногти вжались в ладони.

      Мужчины ошарашено молчали. Затем заговорил Гвоздик – тихо, неуверенно:

      – А… а что, это по мне видно?

      – А ты как думал? Вашего брата по глазам признать можно, если глянуть умеючи. Сколько тебе жить-то осталось?

      – Ты же сама сказала, – горько откликнулся Дождик. – До весны…

* * *

      Сизый был доволен – тягучим, длинным удовольствием, от носа до кончика хвоста.

      Ему, совсем молодому ящеру, еще не избывшему детскую черноту (только голубовато-сизые разводы бегут по чешуе, обозначая будущий цвет), доверено было учить язык людей. Потом пойдут переговоры из-за Дивной Купели (которую люди называют Смрадной Трясиной), и тогда он, Сизый, будет голосом всех ящеров. И Ловец Ветра. И Первый Ученик.

      Только что к ним приходил вожак человеческих воинов. Ящеры вели с ним разговор. Хороший, понятный. Вожак-человек разрешил троим ящерам охотиться в его угодьях. Ящеры и так охотились, но разрешение, данное чужому, пришлому, – это для них важно.

      Их пригласили посетить человеческую берлогу… как она называется? Не вымолвить!

      – Первый, – прошипел Сизый ученику, – как называется человечье логово, куда нас звали?

      – Крепоссть, – без запинки ответил малыш.

      Первый в жизни Сизого ученик – и такой