Все ведьмы делают это!. Надежда Первухина

ничего не кипит!

      Эк тебя проняло, родимый. Творческий кризис действительно налицо. Надо срочно утешать мужа и говорить ему, что он ошибается и на самом деле являет собой просто супермена. Мужчины лесть любят еще больше, чем мы, женщины: вечно надо хвалить и убеждать их в собственной неотразимости. Иначе киснут и хотят приключений. Точнее, хотят найти ту, которая обеспечит их самолюбие ежедневными порциями панегириков и мадригалов.

      – «Тема дома, тема уюта, тема тихого очага… Я люблю, живу и пою то, чем жизнь мне так дорога…» — процитировала я одно из стихотворений мужа (безусловно, посвященное мне) и добавила уже прозой: – Раньше ты, дорогой, наоборот, мечтал о спокойной размеренной жизни, о семейном очаге и вечернем чае…

      – Мечтал… Вика, спокойствие для мужика, настоящего мужика, гибельно. От него вырастает пузо и самодовольство. Нужно висеть на скале, мчаться на лошади…

      – Можно еще в горящую избу войти. Для разнообразия. Ладно, все, я серьезна, как часовые у Кремлевской стены. И хочу знать, каких именно приключений тебе хочется от жизни?

      – Вот. – Авдей смущенно откашлялся, достал из кармана несвежую какую-то бумажку, встал в позу и прочитал:

      Осень. Время рыцарских романов,

      Сброшенных доспехов золоченых…

      Как-то странно, горестно, влюбленно

      Пьются вина сумрачных туманов.

      Ты не помнишь? Это было, было,

      Пусть не с нами, не по нашей воле:

      Звон мечей и стон предсмертный в поле,

      И никем не чтимая могила.

      Вышивают дамы гобелены,

      Пальцы их бесчувственно-усталы.

      Что же им до рыцарских уставов

      И до тех, кто не пришел из плена.

      Только осень – золотым и алым —

      Вышьет строчку на поникшем стяге…

      А роман – не только на бумаге.

      Дело лишь за рыцарем. За малым.

      Дочитав, Авдей вопросительно воззрился на меня.

      – Ну, что я могу сказать, – пожала плечами я. – Стихи ты, во всяком случае, писать не разучился… Правда, чью могилу ты имел в виду, я не поняла. А, ясно, это метафорическое восприятие ткани пространства и времени, отягощенное несовершенством человеческой тварности…

      – Боже, Вика, что за гадость ты говоришь…

      – Ничего не гадость, сейчас так все критики пишут.

      – И это все?! Все, что ты хотела мне сказать?!

      – Нет, не все. Покажи-ка мне бумажку, на которой стихи написаны… Блин, так я и знала! Это же счет за квартиру, я его неделю ищу, а ты подхватил! Что, в доме бумаги больше нет?!

      Мой любимый писатель позеленел лицом, и я поняла, что перегнула палку в его воспитании.

      – Авдей, ну не хмурься… Ну, сладенький…

      – Я тебе не сладенький! Бумажки пожалела! В-ведьма!

      Ого. Кажется, на одно приключение мой супруг точно нарвался. Сейчас вниманию публики будет представлена небольшая семейная сцена. Занимайте места в партере!

      – Ах, значит, я ведьма, – приглушенно начала я. – Ах, значит, я тебе творить не даю… Может, я и сама