Храброе сердце Ирены Сендлер. Джек Майер

родными, думала она и плакала…

      Она вздрогнула, почувствовав, что кто-то легонько коснулся ее плеча. Это был Мистер К.

      – С тобой все нормально?

      Она откинулась на спинку и промокнула глаза давно уже мокрым носовым платочком.

      – Все хорошо… правда… – она сделала глубокий вдох, чувствуя, как у нее перехватывает в горле. – Меня легко довести до слез, такая уж я уродилась. А все эти рассказы такие страшные… такие печальные.

      – Это были страшные и печальные времена, – сказал он. – Изучая их, чувствуешь себя так, будто погружаешься в выгребную яму. Но ведь были такие люди, как Оскар Шиндлер и Ирена Сендлер, люди, какими все мы хотели бы быть, обычные люди, менявшие мир к лучшему. То же самое под силу и вам. Героизм – это все, что можешь сделать для исправления и совершенствования мира.

      Меган перешла на следующую страничку.

      – Вот еще одна спасенная… Эльжбета Фицовска, – она с трудом выговорила имя, которое в самом скором времени будет знать не хуже своего собственного, и продолжила читать сдавленным от переживаний голосом. – Полугодовалым ребенком ее тайком вывезли из Варшавского гетто в ящике с плотницким инструментом. А все ее родные потом погибли в Треблинке[18].

      Меган прокрутила текст дальше и вдруг задохнулась от волнения.

      – О Господи. Это она! Лиз! Сабрина! – Она отпрянула от экрана, вытаращив блестящие от слез глаза. – Это она! Это Ирена. Этого ребенка… Эльжбету… спасла Ирена Сендлер.

      Меган яростно потерла глаза.

      Лиз с Сабриной встали за спиной Меган и принялись читать рассказ Эльжбеты о ее чудесном спасении.

      – Знаете что, – сказала Сабрина, – я вот тут подумала. История Ирены отличается от всех остальных тем, как она старалась оставить спасенным детям их имена. Ну, то есть как она закапывала их имена в бутылках под яблоней, чтобы они когда-нибудь смогли узнать, что они евреи, и выяснить, как их звали по-настоящему. Это же очень важно. Это обязательно должно быть в нашей пьесе.

      – Точно! – Меган посмотрела на Лиз и Сабрину. – Имена. Она спасала жизнь именам целых семей. Самое страшное – это потерять свое имя. Тогда умирает твой род. Тебя перестают помнить. Получается, что ты вроде вообще никогда не существовал на свете[19].

      Сабрина придвинула свой стул поближе к креслу Меган:

      – Из этого может получиться название для нашей пьесы… Имена в бутылке.

      Лиз опустилась коленями на покрывающий пол ковер:

      – А как насчет Жизнь в бутылке?

      – Нет, это вроде как про алкоголиков получается, – сказала Сабрина.

      – Имена под деревом?

      – Закопанные имена?

      – Жизнь в банке?

      – Точно! – Сабрина резко откинулась на спинку стула.

      – Тссс! – цыкнула на них сидящая в другом конце комнаты седовласая женщина.

      – Жизнь в банке? – Меган кивнула и повторила еще

18

Треблинка (Treblinka – польск.) – концентрационные лагеря в Польше, организованные нацистами в первую очередь для уничтожения евреев Варшавского гетто. Включали в себя «трудовой лагерь» Треблинка-1 и лагерь смерти Треблинка-2, который действовал с 22 июля 1942 г. (начало ликвидации евреев Варшавского гетто) по 2 августа 1943 г., когда произошло восстание узников. Спустя два месяца лагерь был закрыт. За год с небольшим в Треблинке было уничтожено более 800 тысяч человек, в подавляющем большинстве евреев. Среди убитых было 2 тысячи цыган.

19

Израильский Мемориал Яд Вашем (Yad Vashem – ивр., «Память и имя») собирает имена погибших в Катастрофе евреев. Девиз этой работы – строка из стихотворения израильской поэтессы Зельды Мишковской (1914–1984) «У каждого человека есть имя».