Синдром отсутствующего ёжика. Наталия Терентьева

одна мысль, прорвалась сквозь фамилии, имена маленьких пациентов, их анализы крови и диагнозы. Мысль очень простая: «А как же Олег может мне звонить? Он ведь не знает моего номера телефона!»

      Да, не знает. Мы же вчера не обменивались телефонами. Сразу перешли к банкету… У него есть только мой домашний номер, если найдет, – мы ведь давно уже не созванивались. В крайнем случае, я его домашний номер знаю, могу сама накоротке позвонить, извиниться… Нет, кажется, в таких случаях женщины не должны извиняться. Пусть думает что хочет. Не хватало еще жалеть мужчину, который на семейную дачу с детскими игрушками привез подругу юности. И зачем было только все портить встречей на гормональном уровне? Посидели бы у огня, выпили вина, повспоминали бы… А так – даже непонятно теперь, как общаться.

      Когда увели последнего малыша и прием закончился, я, наконец, внимательно посмотрела на номер телефона, с которого мне звонили сегодня пять раз. Так, а ведь это строгинский телефон. Я быстро просмотрела карточки болеющих пациентов. Ну да. Точно. Это же звонил кто-то из квартиры Владика и его папы. Какая-то женщина, судя по голосу – немолодая. Только почему она спрашивала платного врача?

      Нин Иванна удобно расположилась пить чай – следующий прием в нашем кабинете начинался только в два. Мне не предложила, да я и не хотела вместе с ней, причмокивая, обсуждать телезвезд – кто бросил семью, кто с кем появился на страницах гламурных журналов. Одно время я пыталась убедить Нин Иванну, что вряд ли те, кто обнимаются перед фотографами глянцевых журналов, на самом деле дружат или встречаются по ночам. Мы с ней никогда этого не узнаем. А обсуждать то, что специально для таких дурочек, как мы, придумывают пиарщики… Но Нин Иванна только обижалась. Теперь я стараюсь после приема как можно быстрее заполнить истории болезней и уйти домой или на вызовы.

      – Да чего они хотят! – завела Нин Иванна, с хрустом откусив невкусный на вид беловатый сухарь. Она откинулась на стуле и, кажется, рассчитывала со мной поговорить. Радио и телевизора у нас в кабинете нет, и просто так пить чай, не возмущаясь, никого не ругая и не обсмеивая, наверно, неинтересно. – Живут на Курчатовских могильниках и хотят, чтобы детки их были здоровыми! Тут же хоронили отходы только так! Яму вырывали и засыпали… Поэтому и голо так здесь…

      Мне не хотелось пререкаться с Нин Иванной, но я все же возразила, увидев, как вытаращилась бедная мама, только что вернувшаяся за забытой игрушкой, инстинктивно прижав к себе малыша, будто могильники те замаячили где-то рядом:

      – Нин Иванна, я не думаю, что это так. Здесь, в Троице-Лыково, всегда были правительственные дачи. Откуда же здесь ядерные могильники?

      – А! – махнула рукой Нин-Иванна, яростно выдавливая клей из тюбика в чью-то карточку. Клеевыми карандашиками она не пользуется из принципа – слишком просто и чисто получается. – Вот, друзья твои революцию сделали, капитализм объявили, нате вам, пожалуйста, жили-жили, не тужили, а тут вот!.. А клея мне нормального сделать не могут! Разве я раньше так клеила? По полчаса каждую карточку?

      Я