Имя для ведьмы. Надежда Первухина

подарили друг другу ни поцелуев, ни объятий.

      А утром увидел перед собой Тристан берег страны, куда так стремился. Только Изольды не было на корабле, ночью тихо бросилась она в море…

      И разбил Тристан флягу с напитком страсти, потому что было ему все равно, как встретит его нареченная невеста.

      И когда он встретился с нею во дворце, невеста спросила его, кокетливо играя концом кружевной своей вуали:

      – Привез ли ты мне свое сердце, Тристан?

      Он ответил ей:

      – Я привез тебе свою рыцарскую клятву, госпожа.

      Не пила Изольда вина.

      И Тристан вовсе не был пьян.

      И была их ладья темна,

      И плыла она сквозь туман.

      Мир у них на глазах пустел,

      Мимо пальцев текли огни…

      И серебряный меч в постель

      Положили с собой они.

      А потом менестрель молодой

      Пел балладу на новый лад.

      Отчего же морской водой

      Стал любовный да сладкий яд?

      Зря Изольда просила: «Пей!»,

      Сжав до боли в пальцах бокал.

      Становилось кругом темней,

      Ветер что-то в волнах искал…

      То ль в бутылках напутал раб,

      То ли чуда не сделал Бог…

      Зря шептала она: «Хотя б

      За меня. За последний вздох».

      «Ты прости, только я – не тот.

      Я не твой, госпожа, слуга.

      Подними, если хочешь, тост

      За любимого. За врага».

      Она плакала долго. И

      Что-то пела про зеркала.

      На рассвете она с ладьи

      Тихо в синие волны сошла.

      А Тристан ее не искал,

      Не молился о ней Тристан.

      Он о мачту разбил бокал,

      Потому что он не был пьян.

      …Однажды такую песню в исполнении придворного менестреля услыхала жена Тристана. Тогда-то поняла она, с кем осталось сердце ее вечно печального супруга. Словно демон вселился в знатную и благородную Изольду! От дел благочестия обратилась она к проклятым Богом занятиям чародейством и черной волшбой. Ибо задумала она извести своего мужа, предав его тело и душу медленной лютой смерти… И не знал о сем ничего Тристан, поскольку сердце его ослепло в бесплодной тоске об утерянной возлюбленной. И не ведал, что в стране, где с яблонь никогда не осыпаются цветы, завелась черная ведьма…»

      Читала я долго, абсолютно отключившись от окружающей действительности. А когда наконец смогла оторваться от захватывающей эпопеи средневековой трагической любви, разогнула затекшую спину и посмотрела вокруг, оказалось, что парк пуст, аллеи его темны, а фонари горят подозрительно тускло.

      – Если на меня нападет маньяк, ты будешь виноват! – погрозила я пальцем портрету Авдея. – Я зачиталась, как школьница.

      Авдей в ответ только и мог, что улыбаться.

      На самом деле никаких маньяков я не боялась. Маньяки думают, что женщины боятся темноты, но это если женщина не является ведьмой. Для меня же темнота является нормой жизни. В темноте тоже есть Сила.

      Однако