Октава. Полина Брейтер

я уйду; один – без никого,

      без вечеров, без утренней капели

      и белого колодца моего…

      А птицы будут петь и петь, как пели

Хуан Рамон Хименес[2]

      …ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня; и чего я боялся, то и пришло ко мне.

Ветхий Завет. Книга Иова, 3:25

      Умереть? Перейти в бесконечность? Почему, почему, почему?..

      Что-то больное и страшное пронеслось надо мною, безрадостное и темное. Почему? Как это получилось?

      Хочется спать и плакать. Хочется спрятаться, чтобы меня не нашли. Я боюсь.

      Какая-то вдруг навалилась усталость. И как неожиданно. За одну секунду. Только что не было – и вдруг…

      Какая мрачная, надрывная тень пронеслась надо мною.

      Душа испугалась. А испугавшись, заленилась и хочет спать, спрятаться в сон. Она устает так быстро теперь… Такие во мне усталость и бессилие, что я даже не могу вспомнить, о чем же думала. Грустно, а жаловаться стыдно. Может быть, это потому, что нездорова: слабость, сонливость, недомогание.

      Почему тревога? Почему «можно не успеть»? Почему, почему, почему?.. Потому что может явиться смерть? Потому что ожидает страшное?

      Нельзя мне сейчас хотеть смерти. У меня долги. У меня ниточки…

      Что это – то, что началось сегодня? Школа? Урок? Чему надо научиться? Через что переступить? А может быть, это испытание на прочность – до какой меры тоски и отчаянья можно дойти и выдержать? Или наказание за то, что плохо жила и плохо училась? Может быть, может быть. Все может быть.

      Мне страшно, и очень не хочется, но ведь это простительно, правда? Дайте время привыкнуть, смириться, принять эту неизбежность…

      Я все-таки плачу сейчас потихонечку. И потому мне очень легко болтать с самой собой о всяких печалях.

      Плакать хорошо… Жалеешь так себя, любуешься собой, не знаешь, чего хочешь, просто лежишь и истекаешь жалостью к самой себе.

      Космос такой большой. Такой большой фиолетовый космос. Мы такие маленькие в нем. Так бесконечно наше сиротство. Большой космос ждет меня. Но ведь Большой космос и мой внутренний космос – это одно. Почему же во мне появился страх? Его не было раньше. Почему так страшно и так невозможно принять неизбежное?..

      Как сиротливо, как одиноко! Как ребенку в больнице. Что так давит меня. Болезнь? Предчувствие близкой смерти?

⁂

      В комнате тускловато. В ней стелется неяркий и нерадостный свет несолнечного дня. И сон какой-то, – не помню какой и о чем, но помню, что светлый. Сижу я вроде то ли перед окном, то ли перед зеркалом, которое напротив окна. И оно отражает все, что в окно видно. Вот так сижу и смотрю, ничего не делая, ни о чем не думая. Просто смотрю то ли в окно, то ли в зеркало, но в зеркале этом не только себя вижу, но и все другое, всех других, всех «не себя». Долго сижу так, и постепенно начинают мелькать в голове какие-то мысли. Я не помню их, но знаю, что они о главном, серьезном и важном. Они размышляются сами собой, потом растворяются, переходят в молчание, но не перестают быть. Как в трансе или в медитации. И что-то во мне знает, что все это не зря. Что мысли мелькают не зря, и плывут не зря, и не зря уплывают. И что вот сейчас, в эти минуты, пока я ничего не делаю, что-то большое-большое

2

Перевод с исп. А. Гелескула.