Намаскар: здравствуй и прощай (заметки путевые о приключениях и мыслях, в Индии случившихся). Евгений Рудашевский

Болен он сильно. Помогите чем-нибудь.

      Одежда его (дхоти, рубашка) не так изодрана, не так дрянна, как у прочих.

      – Твой брат, быть может, болен. Но ты, кажется, здоров, – ответил я в малой улыбке.

      – Да, поэтому он лежит дома, а я зарабатываю ему на лекарства.

      – По-твоему, это – работа?

      – Тебе не понять.

      – Почему же?

      – Ты другой, – нищий показал на лице недовольство. Взглянул назад – к миске, будто возвратиться хотел, но пока что медлил.

      – В чём же это я другой?

      – Посмотри… в каком я тряпье. И посмотри на себя, – нехотя ответил он.

      – Разница только в одежде? – настаивал я.

      – Не только.

      – В чём же ещё?

      – Мой брат болен. Дай денег. Сколько можешь.

      – Ты не ответил.

      – А если отвечу, дашь сто рупий?

      Я промолчал. Индиец был нищ, но английский знал хорошо. Стоявший неподалёку торговец лимонадом, кажется, прислушивался к нашим словам.

      Молчим. Стоим, едва раскачиваясь, друг против друга.

      Индиец поглядывал по сторонам, наконец ответил:

      – Много разницы… И одежда другая и… душа. Такие, как ты, слишком любят вещи. Живёте для них, и печалитесь и радуетесь им, как людям. Для вас вещь ценнее человеческой жизни; тут люди умирают без еды и лекарств, а вы в игрушки играетесь.

      – Не все.

      – Что?

      – Не все мы такие.

      – Разве ты другой?

      – Да.

      – И можешь без жалости расстаться с вещью?

      – Да.

      – Пусть бы с этим фотоаппаратом?

      – Конечно.

      – О, ну так отдай его мне. Я продам его. Куплю брату лекарства. И не только ему…

      Я не сдержал усмешки; потрогал фотоаппарат и ответил:

      – Он мне дорог не сам по себе. Дорога цель, которой он служит.

      – Это только… вывёртывающиеся слова. Слова, помогающие жить, – нищий поморщился.

      – Не больше, чем слова о больном брате, не так ли?

      Молчание. Смотрю на индийца; удерживаю от губ улыбку.

      – Ну так… не дашь ничего?

      – Нет.

      – Жадный?

      Молчу.

      – Или скажешь, что деньги у тебя тоже служат цели, а так бы их – хоть в пропасть?

      – В точку! – я рассмеялся.

      Нищий вздёрнулся. Махнул рукой. Развернулся. Ушёл, ругаясь о чём-то на хинди.

      Подошла Оля (завидев наш разговор, она осталась в стороне, не мешала). Пересказал ей случившийся диалог, после чего подошёл к торговцу лимонадом – заказал один стакан (с водой из моей бутылки) и спросил, о чём была ругань нищего.

      – О… – торговец улыбнулся. – Он сказал, что не поскупился бы оплатить вам дорогу в ад.

      – Это всё?

      – Нет, но остальное я переводить не стану.

      Слова, которых постеснялся торговец, я мог представить по ругани, слышанной Кимом на Большой дороге: «Сын свиньи, разве мягкая дорога предназначена для того, чтобы ты мог чесать о неё свою