.

явление. Здесь, казалось, ладонь была для того и выдумана: как удобно, как точно соответствует наша пустая горсть те2льцу птички, повторяя его! Как быстро и четко это все: алюминиевая полоска обжата вокруг ножки – запись в журнал, обмер крыла… вот Н. дунула птичке в затылок, раздвинула перышки, определяя возраст, и бросила ее головой вниз в узкий прозрачный кулек – чашку специальных весов: птичка весила свои восемнадцать граммов. Далее – роскошным жестом – взмах кульком в открытое окно… птичка, легко выскользнув, три раза стремительно провиснув в нежданной свободе, улетела навсегда от нас…

      Я сунул свой негибкий и корявый в сравнении с птичкой палец сквозь сетку – оставшаяся последней птичка глянула на меня сердитой бусинкой и небольно, но отважно клюнула это чудовище моего пальца.

      Я хотел спросить сотрудницу, не влияет ли шок кольцевания на дальнейшую жизнь птицы (шутка ли, с вами бы так!..), – и на этот раз удержался, не спросил.

      – Какая славная птичка… – сказал я лирически, доставая из сетки палец.

      – Птичка… – презрительно сказала Н. – Который год ты к нам ездишь, хоть бы одну птицу запомнил, как называется… Хоть бы эту!.. Ведь станция названа ее именем!

      – А как называется станция? – спросил я.

      Я вышел. На доме было выведено Fringilla.

      Fringilla – это всего лишь зяблик. Слово «зяблик» я знаю давно, птицу зяблик я не узнаю никогда. Я принадлежу своему поколению каждый раз гораздо больше, чем предполагал. Не знаю уж, какими изгибами истории, или прогресса, или века оправдать эти бельма сознания?.. Птица, дерево, куст, трава… до личного знакомства так и не дошло. Каким обделенным чувствую я себя каждый раз в лесу! Вот птица вспорхнула с ветки… с какой ветки? какая птица? «У животных нет названья. Кто им зваться повелел?» Как я ценю этого поэта, нашедшего мне оправдание. Действительно, незнание не мешает мне немо и молитвенно упиваться природой, если я ее невзначай замечу… Но – какая же нищета и бедность!!

      Птица? – Сорока, ворона, воробей… Может быть, синица…

      Цветы? – Роза, ромашка, подснежник…

      Бабочка? – Капустница… (Прощай, Владимир Владимирович!..)

      Тут входит моя двенадцатилетняя дочь, и я в строку этого текста продолжаю опрос:

      – Скажи, только не задумываясь, подряд, какие ты знаешь деревья?

      Дочь, несколько удивленно, но послушно:

      – Ель, сосна, береза… – Пауза. – Клен, дуб… Может быть, каштан?

      Дочь честна, она не называет далее чего не знает: бук, граб, ясень. Это слова, а не деревья. И далее:

      – Травы?.. Лопух, подорожник, одуванчик… Остальное – просто трава.

      – Майский жук, навозный…

      – Кусты… Черная рябина, сирень…

      Как быстро захлопывается ряд! Она не знает больше меня. Она знает столько же, сколько я. Ее поколение не поправит ошибки моего, а усвоит их…

      – Божью коровку забыла – тоже жук… Птиц больше знаю!.. – обрадовалась она и далее, как молитву, отбарабанила слово