.

стекает у нее с подбородка. И кексики эти ест. Фу. Когда щупальце устроилось на маминой шее, мне это совсем не понравилось. Я мигом забралась к ней на колени, оттолкнула слизняка и обняла маму. Подруга быстро засобиралась и ушла, а мама еще долго терла виски и в конце концов ушла спать в семь вечера. Вот это было удивительно, да. Мама спит раньше меня! Дела.

      Дальше – больше. В детском саду одна девочка меня пугала. Она приходила черная, словно ее окунули в бочку с дегтем. Молчала и иногда поглядывала на нас из-под смолянистой челочки. Я спрашивала воспитательницу, но она только пожимала плечами: “обычный ребенок”. Чаще девочку забирал папа, тоже в черных пятнах, но однажды пришла мама и все стало понятно. Холеная блондинка в шубе втыкала в снег длинные каблуки, улыбалась красными губами другим родителям, прохаживаясь у входа. Девочка подошла к маме и протянула варежку. Одну. У этой женщины что-то резко поменялось во взгляде, в горле заклокотало, она наклонилась и стала изрыгать на дочь черные массы. Девочка молча стояла, опустив протянутую только что руку. Я тогда испугалась, конечно. И ничего лучше не придумала, чем притащить той девочке ведро из песочницы и держать над ее головой. Орущая маман удивленно закрыла алую пасть и стала осматривать меня, как инопланетянина. Мне захотелось сбежать, спрятаться за взрослыми, но никто не обращал на меня внимания. Пришлось смотреть ей прямо в глаза. Дама изучила меня, ухмыльнулась, достала зеркало и промокнула платочком губы. Резко взмахнула в мою сторону рукой. Я отшатнулась, а она захлопнула черный прямоугольник, сунула его в сумку, схватила дочь и пошла усеивать ямками дорожку к калитке. Девочка болталась позади и всю дорогу оглядывалась. Тогда я, кажется, впервые увидела немую благодарность, замешанную на удивлении.

      Мой папа тоже был из этих. Он с нами не жил, но мог в любой момент появиться на пороге. Он не заливал меня дегтем, и даже чаще приносил какой-нибудь леденец, правда, леденец был совсем без вкуса. Я как-то отколупала ледышку с перил – так она была в разы вкуснее. Когда он открывал дверь, хрупкая мама вся как-то выпрямлялась и становилась выше. Папа заходил и оглядывался, часто подергивая кистью. С пальцев его сыпались маленькие многоножки и расползались. Как они появлялись, я не могла понять. Будто в ладони его было множество незаметных ходов. Прозрачные тельца хаотично поднимались по маминому халату, проваливаясь в складки на одежде, забираясь под ногти и в уши. Мама начинала нервно чесаться и отступать. Меня насекомые старались обходить. Я же любила их догонять и давить, от этого раздавалось еле слышное чавканье и почему-то становилось хорошо. Когда-то он показывал свои щупальца. Это были огненно-красные толстые отростки. Они проталкивались из-под рубашки, и хватали маму за талию. Руками папа держал маму за плечи, и был похож на огромного таракана, который висит на спичке. Лицо его тоже багровело, а зрачки замирали. Однажды он несколько раз тряхнул маму, и я среагировала. Я была совсем малышкой и пришлось просто завопить, переключая их внимание. Мама тогда впервые расправила плечи и решительно отвела его руки. Щупальца рассыпались тысячей мелких многоножек.