Все поправимо, если любишь. Андрей Ромм

травить надо как следует и объедки по углам не собирать». И медицинские книжки ее сотрудники получали и продлевали не по блату, а как положено – со сдачей всех анализов.

      – Может, может, – сказал Запрудин, снова переглядываясь с Гусевым. – Раз есть потерпевшие, то…

      – Но мало ли где они могли отравиться! – подумала вслух Елена.

      – Вот мы и пришли внести ясность, – насупился Запрудин, недовольный тем, что его перебили.

      Он вытер платком вспотевшую лысину и сунул его обратно в карман. Кончик платка остался торчать наружу. Эта маленькая деталь сразу же изменила впечатление – был у человека солидный вид, а стал комичный. Однако Елене сейчас было не до смеха.

      – Вот распоряжение. – Ермакова достала из папки лист бумаги, вложенный в прозрачный файл.

      Капитан тоже махнул в воздухе какой-то бумажкой, но молча.

      «Пришли внести ясность таким «звездным» составом, – подумала Елена. – Это не к добру…»

      С Запрудиным и полицейским капитаном ей по делам раньше сталкиваться, к счастью, не приходилось, а вот привычки чиновников из потребнадзора она изучила хорошо. Ни Гусев, ни начальники отделов не любили лишний раз выходить «в поле», так у них назывались проверки. Не царское это дело, по объектам бегать. На проверки выходили рядовые сотрудники, максимум – заместители начальников отделов, а высокое начальство, опираясь на факты нарушений, выявленные подчиненными, принимало решения, определяло меру наказания. А тут вдруг собрались и нагрянули сами. Для чего? Ясно для чего – для придания большего авторитета проверке. Уж не «варяги» ли постарались?

      – Начинаем работать! – скомандовал Гусев. – Елена Анатольевна, пройдемте к вам в кабинет для разговора.

      – Нет уж, – встрял Запрудин, – с Еленой Анатольевной сначала пообщаюсь я!

      Гусев флегматично пожал костлявыми плечами и обернулся к Гене. Капитан подошел к поварихам. Сотрудники потребнадзора разбрелись по залу, разложили на столах принесенные с собой папки, чемоданчики и деловито защелкали замками. Маша вытащила из висевшей у нее на плече замшевой торбы блокнот с ручкой и подошла к барной стойке, явно намереваясь послушать, о чем Гусев будет спрашивать Гену.

      – Могу ли я узнать, что здесь делает госпожа Щерба?! – громко спросила Елена, глядя на Машу. – Она перешла на работу к вам, Владимир Никифорович?

      – Прессу решено привлечь, потому что случай м-м… резонансный, – сухо пояснил Гусев.

      – Но если Елена Анатольевна против, то я конечно же уйду, – сказала Маша, не убирая блокнота и вообще не отходя от стойки. – Я же нахожусь тут, так сказать, на общественных началах. А вопрос, между прочим, показательный. Лакмусовая бумажка. Прессы боятся те, кому есть что скрывать.

      Елена махнула рукой – черт с тобой, оставайся – и направилась в свой кабинет. Следом за ней шел Запрудин. Он шумно дышал, и Елена подумала, что у него, наверное, больное сердце. Мама после инфаркта