Шестой грех. Меня зовут Джейн (сборник). Анна Данилова

она после замужества. Я, оказывается, попала в теплую компанию буржуа – и даже не заметила этого! И кто привил мне эту тягу к элитарному искусству – Аннета? Или же все куда проще и буржуазия здесь ни при чем? Просто я устроена таким образом, что мне, чтобы окончательно очистить душу и стать другой Таей, женщиной высокого полета, исполненной новых чувств и желаний, необходима эта классическая музыка? Почему бы и нет?

      Еще один вопрос я задала себе, вслушиваясь в чудесную, светлую и в то же самое время довольно-таки строгую музыку Гайдна: а не стать ли мне самой музыкантом? Пианисткой? Но, представив себе строгий ряд черно-белых клавиш, я отчаянно замотала головой: нет, нет, я не смогу, это просто невозможно! Это не для меня. Я никогда не постигну той тайны разнообразнейших магических звуков, извлекаемых виртуозами-исполнителями из этих совершенно одинаковых клавиш. Мой удел – лишь слушать эту волшебную музыку, сочиненную и исполняемую другими людьми, настоящими музыкантами, композиторами и пианистами.

      Мой взгляд все еще продолжал скользить по строчкам статьи о Франсуа Рене: «… Дюшабль, которого французская пресса называет «прославленным Франсуа Рене», заявил, что он сыт по горло классической музыкой. «Я принес большой кусок своей жизни в жертву одному проценту населения… Рояль является символом буржуазии и индустриального общества, которое должно быть разрушено. Рояль, который используется так, как это делает общество, – это самодовольный инструмент, не подпускающий близко тех, кто не разбирается в музыке…»

      Ничего подобного я в жизни своей еще не слышала. И надо же, чтобы эта статья, датированная две тысячи третьим годом, попалась мне на глаза как раз в тот момент моей жизни, когда я так полюбила фортепьянную музыку!

      «Итак, великий пианист уходит. На прощание он даст три концерта. Первый, в конце июля, завершится сбрасыванием рояля в озеро Меркантур, второй – сожжением концертного костюма. После третьего концерта рояль будет взорван в знак того, что «концерт мертв. Да здравствует музыка!!»

      Это как же ему, должно быть, надоело играть на этом прекрасном инструменте, что он решил его взорвать!

      Однако имеет ли кто-либо право судить его за столь экстравагантный и одновременно отчаянный поступок? Не это ли его протест, корни которого следует искать в самой сути исполнительства? И не произойдет ли нечто подобное с Алленом Реем? И что мы, простые слушатели, знаем о судьбе исполнителей? Об их нелегкой и полной постоянного, непрекращающегося напряжения жизни? Ведь они должны каждый день быть в форме. Выйти на сцену, в каком бы состоянии души ты ни находился, сесть за рояль и – играть, исполнять наизусть многочисленные концерты, сонаты, пьесы…

      Размышляя над этим, я вдруг осознала, что, даже слушая игру Евгения Кисина, представляю себе за роялем именно Аллена Рея. Моего обожаемого Аллена.

      В доме было тихо, впрочем,