Взорванная тишина (сборник). Виктор Дьяков

мы же уже пятый год вместе… неужели всё впустую… Я не представляю, как я буду без тебя, без Олеси…

      Фаиль хоть и сбивался, но не мямлил, не канючил, а как всегда говорил просто и ясно, без высокопарных слов, без надрыва. И это ещё ярче отражало, как он мучается и переживает.

      Лена вновь залилась слезами и с рыданиями кинулась ему на шею. Фаиль сначала сидел отстранённо, потом неуверенно осторожно обнял её за талию.

      – Сильнее… сильнее обними меня, – вдруг сквозь слёзы попросила она.

      Фаиль инстинктивно прижал её… Она сверху положила свою маленькую ладошку на его широкую кисть… потянула её вниз, себе на бедро. Фаиль покраснел словно от натуги, но повиновался… Он понимал, что это необходимо сейчас сделать… необходимо этому научиться, как и многому другому, вытекающему из особенностей психологии его жены…

      Метаморфоза

      Зыков проснулся с головной болью. Она не отпускала его уже несколько недель, растекаясь от затылка, медленно заволакивая виски и лоб. Зыков начал с ней свыкаться: боль существовала как бы параллельно его сознанию, совсем не мешая думать. Только вот думы всё больше рождались тягостные, обращённые в прошлое – обычное самокопание нездорового человека, разменявшего шестой десяток лет.

      Заглянув в комнату сына, Зыков убедился, что Андрей так и не приходил ночевать. К этому он тоже уже привык и потому излишнего волнения не испытал, если не считать, что голова отреа-гировала едва ощутимым выбросом ноющей лавы в направлении правого виска.

      Звонок телефона застал Зыкова в ванной. Наскоро вытершись, он взял трубку и услышал нарочито подобострастный голос Кузькина:

      – Доброе утро Николай Семёнович, как спали, как самочувствие?

      Холодная вода не принесла облегчения и Зыков не смог изобразить бодрость:

      – Да так, неважно.

      – Что такое, заболели!? – в голосе компаньона проскользнула подспудная радость.

      – Да есть немножко, – уклончиво ответил Зыков.

      – Ну, так мне за вами заезжать? – теперь в голосе Кузькина чувствовалось и беспокойство.

      «Боится сучёнок, что самому с работягами объясняться придётся», – без злости, равнодушно подумал Зыков, а в трубку сказал:

      – Заезжай конечно, как вчера решили так и будет. Меня на завод подбросишь, а сам в банк.

      – Ну, тогда лады, через двадцать минут я у вас, – ответил Кузькин, тоном подтверждая догадку шефа.

      Кузькин опаздывал. Зыков в плаще, зябко ежась от порывов пронизывающего осеннего ветра, прохаживался возле своего подъезда, в надежде проветриться и взбодриться. Под ногами хлюпала грязная жижа, а в воздухе ощущался кисловатый привкус очередной порции отравы, втихаря выброшенной под утро в атмосферу на каком-то из близлежащих предприятий. Зыков взглянул на свои «Роллекс», пожалуй, единственной вещи, по которой в данный момент его можно было причислить к категории «новых русских». Кроме времени часы выдали информацию, что сегодня 29 сентября 1998 года, вторник. Всё способствовало безрадостному умозаключению: