.

произнес он и отошел. Вскоре в его руках были вата и зеленка.

      – А может не надо? – Горестно вздохнула.

      И опять вместо ответа взгляд, заставляющий смолкнуть.

      Закусив губу, я стойко выдержала жжение на ладони. А вот с пяткой оказалось не так все просто.

      – Да я сама могу! – вскрикнула я, когда моя нога взлетела вверх.

      – Тихо! – шикнул мужчина и с выражением непередаваемой важности начал вырисовывать узоры зеленкой на самом щекотливом месте моего тела.

      Я держалась долго. Секунд пять. А потом не устояла и начала хихикать. Рогозин нахмурил брови, цыкнул, и я затихла. Но, черт возьми, разве можно оставаться спокойной, наблюдая за выражением его лица? А еще представила, как вся ситуация на кухне выглядела с его точки зрения. Ночь, звук битого стекла, мой крик. Крик охранника, лужа бордовой жидкости на полу и мои торчащие из – под стола ноги.

      – Юля! – возмутился дядя Дима, когда я уже смеялась вовсю. Он наконец опустил ногу и приблизился, поставив руки по обе стороны от моих бедер.

      Я уже привычно смотрела на него, как кролик на удава. И смешно больше не было. Правда, еще через мгновение начала икать, и тут уж расхохотался сам Рогозин. Сначала так, просто фыркнул, а под конец даже за стеночку держался. А смех у него был приятный, и такой заразительный.

      – Никитина, ты чудо! – изрек он.

      За меня ответил желудок. После протяжного урчания я опять икнула.

      – А ведь поесть так и не успела, да? – все еще веселясь, спросил мужчина.

      Скромно пожала плечами. Рогозин устало потер глаза и покачал головой.

      – Иди в комнату. Сейчас приду.

      Я быстро спрыгнула с тумбы, совсем позабыв о ранке, и тут же поморщилась от боли.

      – Это тебе наказание, – бросил через плечо Рогозин. – За ночное чревоугодие.

      – Угу. Икорку прихватите! – не растерялась я и про себя подумала, что раз буду грешить этой ночью, то с шиком.

      Внизу что-то грохотало, слышались мужские голоса, и вскоре в мою комнату явился дядя Дима с бутылкой вина в одной руке и банкой икры в другой.

      – Признаюсь, я еще не решил, что лучше… – задумчиво произнес он, поставив добро на тумбочку. – Накормить тебя или споить?

      А после достал зажатую резинкой штанов на его талии столовую ложку и вручил мне. Ни хлеба, ни сыра, ни тарелки, ни даже бокала. Логично, учитывая, что карманов у Рогозина не было. Как и майки. Есть икру столовой ложкой и запивать вином прямо с горлышка посреди ночи в компании полуобнаженного мужчины… Ну, это не то, что я могла бы назвать обыденным делом.

      Я даже не знала, с чего начать, но за мной и тут галантно поухаживали. Открыв консервы, дядя Дима протянул их мне, а сам уселся на кровать и отпил вина. Я чувствовала себя нелепо, неуютно и вообще странно. Но как любила говорить моя новая университетская подружка Оля: «В любой непонятной ситуации ешь!». И я начала есть, стараясь избегать хитрого прищура Рогозина.

      – В итоге, – как ни в чем не бывало, продолжил он, – я пришел к выводу, что раз ты в моем холодильнике на алкоголь позарилась,