Земля имеет форму чемодана. Владимир Орлов

Куропёлкин повернулся на левый бок и попытался уберечь себя под одеялом. «Чёрти что! – сокрушался Куропёлкин. – Одноразовых ночных посетителей Клеопатры или Тамары Дарьяльской можно понять, а я-то во что вмазался?»

      Дверь за постельничим Трескучим закрылась…

      – Ежен! Или Евгений! – услышал он. – Вы, говорят, специалист по Ларошфуко.

      Куропёлкин промычал нечто. Мычание это можно было толковать по всякому. Хотя бы и так: да, я с Ларошфуко в корешах.

      – Познакомьте меня, – просительницей прозвучала Звонкова, – с каким-либо высказыванием мыслителя.

      «Ничего себе!» – ужаснулся Куропёлкин. И вдруг выпалил:

      – Если острие шпаги затупилось или, хуже того, неожиданно обломано, следует ответить на выпад судьбы или на козни недоброжелателей острием разума или языка.

      – Запишите!

      – У меня нет ни бумаги, ни карандаша, – всё ещё чуть ли не дрожа от удивления, произнёс Куропёлкин.

      – Хорошо, – сказала Звонкова. – Повторите. Я запомню.

      Куропёлкин повторил. Запинался, заикался, но вроде бы повторил. Всё, что ли? Нет.

      – Почему мыслитель вдруг вспомнил о шпаге? – поинтересовалась Звонкова.

      – Ну, как же! – чуть ли не привстал Куропёлкин. – Он же был герцог! А какой же герцог ходил в семнадцатом веке без шпаги?

      О Ларошфуко и его герцогстве Куропёлкин вычитал (неизвестно зачем, фамилия, что ли, заинтересовала) в каком-то справочнике, но ни единого высказывания герцога-мыслителя он не знал. Ему бы сейчас провалиться от стыда.

      И он провалился в сон.

      30

      – Что-то вы заспались, сударь!

      Кто-то прошелестел над Куропёлкиным. Не ангелы ли?

      Куропёлкин разлепил веки.

      Нет, не ангелы. Смешливые камеристки – Вера и Соня. И одеяло на нём верблюжье. И лежит он вовсе не в райских кущах, а в опочивальне мадам Звонковой, то бишь – в её избе-читальне.

      – А где Нина Аркадьевна? – испуганно произнёс Куропёлкин.

      – Спохватился! – рассмеялась камеристка Соня. – Нина Аркадьевна вот уж как три часа назад улетела по делам. Тебя разрешила не будить. Но валяться здесь тебе уже нельзя. Неприлично. Вот тебе твои джинсы, свитерок, майка, кроссовки. Специальное ночное бельё сдашь нам. А мы отведём тебя в знакомую тебе комнатушку…

      – Одиночку, – поправил Куропёлкин.

      И тут же чуть было не спросил: «А как же Люк?», но промолчал, не стал испытывать судьбу. Насчёт Люка объявят. Объявили же пока ему камеристки (уже в комнатушке-одиночке приговоренных к…) о том, что на завтрак он уже опоздал, но если он подъедет к горничной Дуняше и ублажит её словами, может и получит утренние калорийные угощения, необходимые ему для работы, а они, Вера с Соней, придут к нему после обеда и поведут к водным процедурам, массажам и благовониям.

      – Нет аппетита! – капризно заявил Куропёлкин. – На кой мне нужны ваши утренние угощения!

      – Это уже проблемы горничной, – холодно сказала Вера.

      Однако при появлении в комнатушке горничной Ладны-Дуняши,