Цыганочка, ваш выход!. Анастасия Туманова

Народ идёт!»

      – …мы молодой весны гонцы, она нас выслала вперёд! – повернувшись к стене, громко и мрачно сказала Нина. Из поэтовой комнаты послышалось смущённое кряхтение. Нина невольно улыбнулась, вздохнула и осмотрелась.

      Комнату, выглядевшую теперь меньше из-за кровати, петуховского комода и круглого стола на хлипких ножках (снятого с чердака Богоборцевым), освещала зелёная лампа. Старинный шкаф с резными фавнами, пастушками и гроздьями винограда был доверху заставлен книгами и Светкиными учебниками, а на стене в ряд висели три портрета: бабушки Насти, педагога Ушинского и Карла Маркса. Ушинский понравился Нине своей интеллигентностью; от Маркса же она просто не рискнула отказаться, да и обижать поэта не хотелось. «Что ж… Надо как-то жить. Да и на службу отсюда ближе, можно добираться пешком…» Она разделась, легла рядом с дочерьми на кровать. Полежала несколько минут, улыбаясь и думая о том, что, может быть, всё теперь будет хорошо… Что не нужно уже по крайней мере трястись по утрам в обледенелом гремящем трамвае, сжатой со всех сторон как селёдка в бочке. Правда, теперь, после того как она согласилась принять от Наганова помощь, ей не отвертеться от чекиста никаким способом. Не просто так же он добыл ей эту комнату… «Ну и пусть, – обессиленно подумала Нина, обнимая тёплые плечики Маши и притягивая её к себе. – Пусть. Всё равно теперь уже… Всё равно…»

* * *

      – Давай, девочка… Давай, девочка! Да гони ты его! Пяткой бей!

      – Не могу… Ох, дэвла, я сейчас свалюсь!

      – Держись, малость осталось… Что ж ты молчала, что верхом не умеешь?!

      – Я думала, умею… Ой, сейчас упаду!

      Майская ночь была душной и сухой, чёрной как сажа из-за обложивших небо туч. Весна 1921 года оказалась грозовой. Ясные, спокойные дни можно было перечесть по пальцам. Но сегодня тьма, затянувшая небо над кубанской степью, была совсем уж непроглядной, и казалось, что глухие громовые удары идут не сверху, а из-под почвы, в которую звонко били копыта летящих галопом коней.

      Сзади послышался короткий вскрик, удар, и гнедой под Беркуло тотчас остановился. «Свалилась всё-таки, глупая…» Беркуло спрыгнул с коня.

      – Не убилась?

      – Нет… Я сейчас встану…

      – Симка, девочка, поднимайся! Нам бы только до станции добраться, пока ваши не налетели… Ведь ищут тебя уже!

      – Может, нет… Может, до утра не хватятся… Я, когда убегала…

      – Ч-ш-ш…

      Короткий звук заставил Симку замереть. Её спутник, невидимый в темноте, чуть слышно выругался, вскочил на ноги:

      – Скачут вон! «До утра-а»… Как же! Вставай, садись, полетели!

      Симка вскочила на спину лошади, ударила пяткой в её бок. Кобыла, испуганно всхрапнув, взяла с места в карьер. Но, нагоняя её, Беркуло уже отчётливо понимал: не уйти. Девочка еле верхом держится, вот-вот снова свалится… Не успел он подумать – а она уже и упала, покатившись прямо под копыта гнедому, которого Беркуло едва успел осадить, и по Симкиному сдавленному крику