Чакра Фролова. Всеволод Бенигсен

Гаврилы поставил Фролова в тупик, поскольку был задан в несколько туманной форме. Было не очень понятно, какого ответа ждет хозяин. Скажешь «да», окажется, что пьющих он на постой не пускает. Скажешь «нет», окажется, что Гавриле нужны собутыльники. После секундного раздумья Фролов решил сказать правду, хотя понимал, что рискует трудоспособностью оператора.

      – Да! – крикнул он громко, но все равно как-то неуверенно.

      – Тогда заходь, – мотнул головой Гаврила, и Фролов, радуясь, что угадал, облегченно вздохнул.

      – А собаки? – нервно спросил Никитин.

      – Они смирные.

      Оператор, вытянувшись насколько было возможно, перегнулся через забор и посмотрел на собак. Рыжий, пушистый и похожий на большого щенка Валет лежал действительно смирно, но короткошерстный серый Тузик тихо рычал, скаля зубы.

      – Че-то второй не похож на смирного, – сказал оператор.

      – Своих не трогает, – буркнул Гаврила.

      – А как он узнает, что мы свои? – спросил Никитин и покосился на свои новые брюки – ему явно не хотелось рисковать их целостностью.

      – Раз зашли, значит, свои, – ответил Гаврила.

      – Логично, – неожиданно согласился Никитин и подмигнул Фролову.

      Они прошли чуть дальше и ткнулись в калитку. Та, мелодично скрипнув петлями, впустила гостей. Собаки и вправду как будто сразу потеряли интерес к киношникам.

      – Хороший у вас дом, – сказал Фролов, когда они подошли к Гавриле, который, похоже, и не собирался как-то развивать разговор.

      Он только затянулся папиросой, после чего филигранно выдул три дымовых кольца, через которые пустил струю. Гости с интересом отсмотрели этот трюк. Затем Гаврила встал и ушел внутрь дома.

      – Странный какой-то, – шепнул Фролов Никитину.

      – Это еще не странный, – возразил оператор. – Вот мы под Рязанью снимали, так там мужик двух постояльцев топором зарубил. Вот он был странный.

      – Спасибо, – хмыкнул Фролов. – Ты знаешь, как успокоить.

      Тут вернулся Гаврила. В левой руке он держал три граненых стакана, сдвинутых мощной щепотью из мозолистых пальцев. В правой драгоценным уловом мерцала огромная бутыль. Внутри плескалась мутная жидкость.

      – По чуть-чуть, – заискивающе вставил Фролов.

      Гаврила, однако, разлил самогон так, что сразу стало ясно – никаких «чуть-чуть» он не признает.

      – За Родину, – сказал он, и все трое сдвинули стаканы.

      Глава 8

      Утром Фролов проснулся от луча света, бившего ему прямо в лицо. Он инстинктивно отодвинул голову в тень и приоткрыл опухшие веки. Затем приподнялся, облизнул губы и, прищурившись, осмотрелся. Он лежал в сарае на соломе. Лежал один и в одежде. В воздухе стоял коктейль из деревенских запахов: травы, навоза, нагревшегося от солнца дерева и чего-то несвежего. Последнее, впрочем, Фролов сумел идентифицировать как принадлежащее исключительно ему – это была пропотевшая за два дня одежда. Голова, как ни странно, совершенно не болела, хотя вчерашнее он помнил смутно. Неразговорчивость Гаврилы как-то сама собой вела к увеличению порций