Кинк. Право на удовольствие. Тальяна Орлова

что-то сказали, Лилия Андреевна? – прозвучало в точности как «Что ты там блеешь, замухрышка?»

      И я зачем-то чуть подняла тон, хотя до уровня звука остальных участников собрания мнебыло далеко:

      – Бухгалтер, а не юрист, Карина Эдуардовна. Я не могу отвечать за погрешности в договоре наравне с теми, у кого в трудовой книжке написано «юрист»… – концовка вышла смазанной, почти неслышной.

      В стороне главный юрист выдохнул – тихо, так, чтобы я только могла расслышать:

      – Последние грибы встали на дыбы.

      И эта фраза меня немыслимо взбесила – просто до дрожи в руках. А почему я должна молчать? Потому что всегда молчала – это и есть достаточная причина? Краснея не хуже утреннего студента Паши, подняла голос еще на полтона:

      – Именно так, Карина Эдуардовна! И если уж речь зашла о списке премиальных, то можем начать с другого списка – кто и что конкретно сделал в Варшаве. Боюсь, в этом случае я не смогу оказаться в конце…

      Гробовая тишина давила, обескураживала, заставляла краснеть еще сильнее. Мне никогда до сих пор не удавалось оказаться в центре всеобщего внимания так остро. Кто-то изогнул бровь, кто-то с удивлением рассматривал мое лицо, как если бы я впервые оказалась в этом офисе, кто-то усмехался в кулак. Я же мечтала лишь провалиться сквозь землю. Однако начальница удивила:

      – Хорошо, Лилия Андреевна. По крайней мере, сложно спорить, что ваш отчет был исчерпывающим. Елена Игнатьевна, верните ее в список. Молодых специалистов надо поддерживать – и кто знает, не вам ли достойная смена вырастет?

      В меня вселился демон, раз я по его импульсу летела дальше и продолжала хорохориться:

      – Молодым специалистам и зарплату надо индексировать, чтобы они захотели стать достойной сменой.

      – Не наглейте, Лилия Андреевна, – усмехнулась начальница и продолжила нервотрепательное совещание.

      Взгляды на меня стали еще пристальнее, сотрудники даже не слушали, что начальство продолжало их полоскать. Я же от неожиданной победы приободрилось, хотя – странное дело – провалиться под землю все равно хотелось. Раньше я была пустым местом, а теперь – пустое место с хамским гонором, это в каждом направленном на меня лице читалось. Людям прощают решительность только в том случае, когда этой решительности ждали. Но решительность от «последнего гриба на дыбах» смешна и непростительна, она вызывает не ненависть даже, а неприятное удивление. Карина Эдуардовна отреагировала на мое заявление лучшим образом, но уважения в ее глазах не прибавилось. Завтра я снова буду в чем-то виноватой – и снова придется либо проглатывать, либо показывать характер, а второй раз я уже не переживу. Смешки эти унизительные хуже, чем лишиться премии…

      Думала я до конца рабочего дня, а затем приняла решение. Карина Эдуардовна явно удивилась появившемуся на ее столе заявлению об увольнении. Вскинула на меня взгляд и поморщилась.

      – Меня ультиматумами не возьмешь, Лилия Андреевна. Обсудим повышение