Рябиновые бусы. Александр Балашов

не отдали ни капли.

      – Тьфу ты! – смачно сплюнул на сухую землю Захар Чудинов, думая, что опять – в который раз за неделю! – тучки не разродятся дождём. Тогда, как и в прошлом году, весь урожай в Антоновке сгорит. И даже дорогущая голландская поливальная машина, которую купил для своего хозяйства единственный в деревне крупный землевладелец Григорий Малых, вряд ли поможет. Засуха, она и для образцового крестьянского хозяйства – засуха.

      – Ну, давайте рожайте, что ли! – задрав голову, крикнул Захар пузатым лиловым тучам. – Кто а Антоновке нагрешил? Чего того… динамите?

      Он крутился на пятачке холма, глядя на низкое тёмное небо над деревней, разговаривая с упёртыми облаками, пока не слетела старая кепка. Захар неловко повернулся, чтобы поднять из пыли свалившуюся с головы кепчонку, да только охнуть и успел от прострелившей спину боли – рука замерла на полдороге. «Чёрт с ней, с кепкой!» – решил Чудинов и бочком, как подстреленный зверь, направился к дому.

      – Дарья! – позвал он жену. – Опять спину прихватило…

      Захар кое-как доковылял до крыльца, боясь кашлянуть, чтобы не злить свою боль.

      – Где твой керосин-то? – спросил он вышедшую на крыльцо жену.

      – Какой керосин? – не поняла Дарья.

      – Да бутылка та с нефтью, с растиркой твоею, – не разгибаясь, пояснил Захар.

      – В чулане, – ответила жена. – Да ты в дом войди, я ж не буду натирать спину на улице…

      – Давай прямо тут, – взмолился Чудинов, – сыра осина не горить без керосина… Ступил неловко, когда на дождь молился, вот и вступило!

      – Зарекался кто-то больную спину беречь! – вздохнула Дарья. – Всё бы тебе на небо заглядывать! В феврале только в больничке отлежал…

      Дарья кинулась было в хату – искать в чулане бутылку с растиркою, но обернулась к мужу.

      – Может, вскарабкаешься на крылечко-то, – сказала она, жалостливо глядя на согнутую в три погибели фигуру мужа.

      – «Вскарабкаешься»!.. – передразнил жену Захар. – У тебя вот спина, слава Богу, не свербить… Чужая боль не болит, конечно…

      – У меня ноги болят, – обиженно поджала губы Дарья. – И голова, когда ты вот так ноешь.

      – Ноги не спина, – буркнул Чудинов. – У всех ноги…

      Но мужик он или какой кисель диетический? Захар стал крошечными шажочками, как-то обречённо, будто всходил на эшафот, подниматься по пляшущим от старости ступеням крыльца. «Завтра же починю крыльцо, – дал себе он зарок. – Только бы отпустило…»

      – Отпустит – крышу почини, – будто прочитала мысли мужа Дарья. – Дождь вон заходит, опять, что ли, корыто подставлять?

      Она вздохнула и, подставив плечо мужу, на которое он опёрся правой рукой, затащила Захара в дом.

      – Кости к дожу болят, – сказала Дарья, усаживая Захара на диван.

      – Не будя в разные глупости верить, – грубо оборвал жену Захар. – По телеку трындели: весна ранняя, жаркая, сухая.

      И только он это сказал, как врезал дождь. Даже не дождь – ливень. И такой напористый, холодный, долгий, будто всю нестерпимо долго копился в чужих благословенных краях, где апрель ещё был апрелем, а новогодняя ночь без весенней капели… И вот теперь, слава Богу, дошёл наконец и до их Антоновки.

      – Говорила к дожу – значит к дожу, – сказала Дарья голосом школьной учительницы, массируя спину мужа.

      – Ладно, буду знать теперь, – не зная, что ответить, вздохнул Захар. – Спина болит – быть ненастью. Дед мой говорил: «Сей в ненастье, убирай в вёдро». А кто нынче в Антоновке сеет? Ни одной сеялки в поле! Даже Гришка, помещик наш новорусский, и тот на первом участке, что за Маруськиным логом, только ячмень посеял… А хлеба?

      – Это к чему ты, Захар? – спросила Дарья, щедро потчуя спину муженька самодельным лекарством.

      – Полегче, полегче, попросил Захар. – Сотрёшь кожу до кости…А к тому что самое время сеять, а не сеет! Вона Гришка земли хватанул колхозной – аж до горизонту! Купил не пропил, конечно. Но и ответственность должна быть. Аль даром Малых, когда парторгом в «Светлом пути» был, нам все мозги этой самой ответственностью закомпостировал?

      Дарья, плохо спавшая ночью, зевнула.

      – Тебе-то что? Пусть у Малых и болит голова об севе…

      – Он фермер, – кивнул, поднимаясь с дивана, ответил Захар. – Я смотрящий.

      Дарья удивилась:

      – Это что за должность такая.

      – Не слыхала? – засмеялся Чудинов. – Назначили вот…

      Дарья, сомневаясь, покачала головой:

      – И кто?

      – Дед Пихто!

      Жена в сердцах махнула рукой: каким чудаком был в молодости этот Захар Чудинов, таким и остался. Видно, точно говорят: в юности прореха – в старости дыра. И потащила в спальню корыто – с потолка уже не капало – ручьём лилось.

      2

      Дождь шёл всю ночь. Громыхал по крыше. Потом утихал на минутку и то снова принимался поить просыпающуюся землю. Всю ночь не спал Захар. Железная крыша