Ковчег. Андрей Ливадный

воспитанника в рабство, обрекая его на быструю и мучительную смерть. Он уже не имел к Рогману никакого отношения.

      Глава 3

      Ищущий-В-Темноте

      Сон…

      Он спал, скорчившись на дне старого пластикового контейнера, а по его лицу, иссеченному шрамами, блуждала удивленная улыбка…

      Это выражение наивного, восторженного изумления, которое заставляло губы Рогмана кривиться в не свойственной его мышцам мимике, казалось жутким… Жутким, потому что бледное, не по годам серьезное лицо подростка было слишком сильно изуродовано жизнью… Оно хранило столько отметин от лишений и невзгод, которые тянулись длинными шрамами по щекам, подбородку, лбу, врезаясь в густую шевелюру русых волос корявыми тропками-просеками, что даже робкая тень от улыбки искажала его черты, натягивая кожу, напитывая рубцы цветом крови, вздергивая уголки растрескавшихся от непреходящей жажды губ…

      И тем не менее он улыбался во сне.

      Настороженно, скованно, напряженно, но улыбался.

      Его сон действительно походил на сказку…

      Обычно сновидения не баловали Рогмана своим разнообразием. Тем более тут, в сердце Сумеречной Зоны, где проклятия Падших Богов оставались все так же сильны, как и много веков назад, но на этот раз ему приснилось нечто совершенно необыкновенное…

      …Сначала он услышал голос.

      Далекий, нежный голос, который медленно выговаривал слова на незнакомом языке. В сочетаниях дивных, ласкающих слух звуков не было ничего от отрывистой, лающей речи сенталов или от протяжных, гортанных слов языка народа этнамов.

      Звук неведомого голоса казался сродни ласковому дуновению теплого ветра, который иногда удавалось ощутить, проходя мимо развороченных труб, исчезавших в неведомых недрах разрушенных гневом Богов уровней. Он нес в себе что-то божественное, успокаивающее…

      Рогман напрягся, выгибаясь во сне, словно кусок ржавой пружины, к которой приложено усилие.

      Первый раз в жизни, подспудно ощутив чье-то присутствие, он не смог проснуться, только тело зашевелилось во сне, скрипнули зубы да ладонь машинально нашарила рифленую рукоять оружия…

      Что-то мягкое коснулось его напряженного разума. Будто ласковые, заботливые пальцы пробежались по налитым кровью рубцам, истомной дрожью скользнули вдоль позвоночника, разлились в груди щекочущим теплом…

      – КИМПС… – раздался долгий, протяжный, идущий из немыслимой дали стон…

      …Он очнулся с резким, болезненным, непроизвольным вскриком.

      Немая пустота рванулась к нему со всех сторон, ломая разум своей оглушающей тишью…

      Скрипнув зубами, Рогман удержал себя от необдуманных движений. Если есть кто-то рядом, то лучше не шевелиться… Пусть идет на невольный вскрик, если жить надоело…

      Какой-то звук все же пробивался извне, текучий, знакомый, как бегущие под туникой щекотливые капли ледяного пота…

      Каждая клеточка его тела ныла от напряжения, пальцы правой руки свело судорогой на рукояти оружия. Барабанные