Узел смерти. Альбина Нури

сухо хохотнула. – Заждалась.

      Миг – и она выросла перед ними, бесшумно возникнув в дверном проеме.

      Она была выше, чем раньше: теперь это было ясно видно, ни к чему себя обманывать. На Тасе было синее платье в пол, которое она надевала на школьный выпускной, и которое теперь открывало ноги повыше лодыжек.

      Сестра, которая прежде была худенькой, теперь выглядела изможденной: костлявые руки, выпирающие ключицы, запавшие глаза. Синий цвет подчеркивал бледность кожи, но самое главное – Тася была абсолютно лысой.

      – Твои волосы, – прошептала мать. – Что ты… Зачем ты их остригла?

      Тася усмехнулась и сжала виски пальцами.

      – Их вытолкнуло из меня. Во мне сейчас столько всего… Лишнее ни к чему.

      Так могла бы ответить и настоящая, их, Тася. Это было вполне в ее духе. Но тут сестра подошла ближе и склонила голову так, что теперь Чак с матерью смотрели на ее макушку.

      – Видите?

      Чак хотел спросить, что именно они должны были видеть, но уперся взглядом в голову Таси. Он слышал, как мать вскрикнула, но сам не издал ни звука. Просто стоял и смотрел. Череп был бугристым, шишковатым. Под белой тонкой кожей что-то пульсировало, как родничок младенца, перекатывалось, толкалось.

      Тася выпрямилась и теперь снова смотрела на мать и брата.

      – Я готовлю для вас сюрприз, мои дорогие. Честное слово, я теперь полна сюрпризов.

      Она выбросила вперед руку, прикоснувшись к щеке Чака. Рука была холодной и влажной, как камень в реке. Он дернулся вбок, и Тася засмеялась, обнажив зубы и десны, как бешеная собака.

      Зубы были кривыми и острыми, а десны почернели. Тася вдруг наклонилась к матери, словно желая поцеловать, но вместо этого высунула язык и лизнула ее щеку.

      Мать дернулась назад и закричала, прижимая руки ко рту.

      – Кричи, кричи, – проговорила Тася. – Это музыка для моих ушей.

      Она развернулась и ушла в комнату. Скоро опять загрохотал рок, колотя по нервам и барабанным перепонкам.

      – Боже мой, когда это все кончится? – едва слышно простонала мать.

      Легко перекрикивая певцов, Тася глумливо пропела:

      – Скоро-скоро! Совсем недолго потерпеть!

      Глава шестая

      Поднимаясь по лестнице к квартире Копосовых, Михаил чувствовал себя не в своей тарелке. Он понятия не имел, что станет говорить убитой горем матери, как объяснит свой интерес к случившемуся.

      Да и потом, это был его первый опыт подобного разговора. В расследованиях он не участвовал, со свидетелями преступлений (если, конечно, не считать таковыми тех, кто жаловался на курящих в подъезде подростков!) не общался.

      Мише было двадцать три года. В школе он учился хорошо, но никаких особых способностей и тяги к какой-либо области знаний не выказывал, так что, когда отец взялся за устройство его будущего своей железной рукой, особо не возражал.

      Юрий Олегович был доктором юридических наук, много лет заведовал кафедрой гражданского права в Юридическом Институте МВД России, а в последние годы был проректором.