Трагедия Сталина и его сыновей. «Я солдата на фельдмаршала не меняю!». Юрий Мухин

йствительного столкновения, посредством одной постановки вопроса о бое и складывающихся вследствие этого отношений. …Военная история подтверждает это сотнями примеров. Мы не станем рассматривать, часто ли в подобных случаях бескровное решение оказывалось правильным, т.е. не заключало в себе внутреннего противоречия с природой войны, а также могли ли бы выдержать строгую критику некоторые знаменитости, создавшие свою славу в этих походах; нам важно лишь показать возможность такого хода войны».

      Моральные силы противника – это такая же сила, как и его материальная сила, однако уничтожение моральных сил гораздо дешевле, нежели уничтожение его материальных сил, и надо быть не государственным деятелем, а дебилом или предателем, чтобы не принять мер к уничтожению моральной силы противника и сохранению своей. Уже к середине XIX века анализ показывал, что достижение победы путем уничтожения не материальной, а моральной силы противника гораздо выгоднее и гораздо безопаснее, нежели достижение победы единственным имеющимся у войны средством – боем.

      Но для уничтожения моральных сил противника и соответственного укрепления своих моральных сил тоже нужны снаряды, и этими снарядами являются идеи, с помощью которых уничтожаются моральные силы противника.

      В Германии времен Второй мировой войны главным пропагандистом считается министр пропаганды Рейха Йозеф Геббельс. Не хочу отнимать у него заслуг, но он все же не более чем помощник тогдашнего вождя (фюрера) Германии Адольфа Гитлера и никогда, судя по некоторым деталям, в вопросах пропаганды полностью самостоятельным не был. А Адольф Гитлер убийственную роль пропаганды испытал на собственной шкуре, когда был солдатом Первой мировой войны.

      Гитлер писал, что уже давно убедился, что правильное применение пропаганды как оружия является настоящим искусством, которым требуется овладеть.

      Причем чем шире та аудитория, на которую нужно воздействовать пропагандой, тем тщательнее нужно подбирать пропагандистские идеи. К примеру, Гитлер вспоминает, что германская и австрийская пропаганда в юмористических изданиях все время представляла противника в смешном виде. Это было глупостью потому, что при первой же встрече с реальным противником немецкий солдат получал совершенно иное представление о противнике, чем это рисовалось в прессе. И немецкий солдат чувствовал себя обманутым и переставал верить немецкой печати во всем. Солдату начинало казаться, что его специально обманывают, что его гонят на убой, что он не защитник родины и идеалов, а всего лишь пушечное мясо в подлой игре политиканов. А это никак не могло укреплять волю к борьбе и вызывало отчаяние.

      Поскольку оружием пропаганды являются идеи, распространяемые среди войск и населения противника, то представьте, что солдат, которого призывают жизнь отдать и не сдаваться, узнает, что сын руководителя страны уже сдался противнику. Как это на солдата подействует?

      – Ведь миллионы народных масс, – объяснял Гитлер, казалось бы, очевидное, – состоят не из дипломатов и не из профессиональных юристов, массы состоят из людей, часто колеблющихся, легко склонных впадать в сомнения, переходить от одной крайности к другой. И если допустили хоть тень сомнения в правоте своего правительства, в единстве с ним, то этим создастся целый очаг сомнений и колебаний. Массы уже будут не в состоянии решить, где же кончается ложь противника и где начинается ложь собственного правительства.

      Повторю, Гитлер еще в окопах начал думать над тонкостями и приемами пропаганды и всецело использовал их сначала для формирования своей партии и победы на выборах, а затем и в ходе Второй мировой войны.

      Интересно, что историки всех стран, чем больше времени проходит после войны, тем меньше акцентируют внимание на пропаганде и тем больше страниц посвящают технике, оружию и т.д. А ведь в ходе Второй мировой войны и сразу после нее мощность этого рода войск Германии настолько била в глаза, что рассмотрению приемов и способов действия немецкой пропаганды место уделяли все – от французского публициста Андре Моруа до английского военного теоретика Д. Фуллера.

      К примеру, в своем написанном по горячим следам в 1948 г. труде «Вторая мировая война 1939—1945 гг. Стратегический и тактический обзор» Фуллер о важности пропаганды пишет уже в первой главе:

      «К несчастью для Британии и Франции, Германия в 1933 г. подпала под влияние человека с весьма определенными политикой и планами, человека, соединявшего в себе качества реалиста, идеалиста и провидца, который для одних был просто Гитлером, а для других – самим богом».

      «Кто говорит, что я собираюсь начать войну, как сделали эти дураки в 1914 году, – кричал Гитлер. – Разве все наши усилия не направлены к тому, чтобы избежать этого? Люди в большинстве своем совсем лишены воображения… Они слепы к новому, к незнакомым вещам. Даже мысль генералов бесплодна. Они барахтаются в паутине технических знаний. Созидающий гений всегда выше круга специалистов».

      Еще в 1926 г., когда Гитлер только писал второй том «Мein Каmpf», он полностью отдавал себе отчет в том, что в грядущей войне «моторизация» будет «преобладать и сыграет решающую роль». Он верил в доктрину абсолютной войны Клаузевица