Рука Оберона. Роджер Желязны

он, быстро осмотрев нашу живописную группу и только потом встретившись взглядом со мной.

      – Ты нас в Амбер не перетащишь? – спросил я.

      – Вместе с лошадьми?

      – Это наши заслуженные боевые кони.

      – Ладно, давайте.

      Он протянул руку, и я коснулся ее. Все мы придвинулись друг к другу как можно теснее. И через несколько секунд уже стояли рядом с Бенедиктом на каменистой вершине холма; пронзительный холодный ветер срывал с нас одежду, над головой светило полуденное солнце Амбера, а по небу плыли густые облака. На Бенедикте был плотный кожаный дублет в обтяжку, длинные узкие штаны из телячьей кожи и рубашка бледно-желтого цвета. Оранжевый плащ скрывал обрубок правой руки. Он сурово выставил вперед свой мощный подбородок и глядел на меня сверху вниз.

      – Интересное местечко вы только что покинули, – произнес он. – Я там мельком кое-что заметил в отдалении.

      Я кивнул в подтверждение его слов.

      – А отсюда тоже интересный вид открывается? – спросил я, заметив у него на ремне подзорную трубу, и тут же понял, что стоим мы на том самом широком выступе скалы, с которого Эрик командовал сражением в день моего возвращения и его смерти. Я чуть придвинулся к краю, чтобы лучше разглядеть темневшую внизу, в долине Гарнатха, извивающуюся полосу, уходившую далеко за горизонт.

      – Да, – сказал Бенедикт. – Черная Дорога, похоже, утвердилась в своих границах по всей длине. Хотя кое-где она продолжает расширяться. Похоже на то, что она стремится повторить… рисунок… некоего пути… А теперь расскажите мне, откуда вы держите путь?

      – Прошлую ночь я провел в Небесном Городе, – начал я, – а сегодня утром мы почему-то сбились с пути прямо на тропе, ведущей к вершине Колвира.

      – Да, это надо уметь, – ядовито заметил Бенедикт. – Значит, вы заблудились на собственной горе? Всегда нужно идти только на восток, разве вы этого не знаете? Ведь именно с востока, как известно, начинает свой путь солнце, детки.

      Я почувствовал, как от стыда горят мои щеки.

      – У нас случилось несчастье, – сказал я, не глядя на него. – Мы потеряли лошадь.

      – Какое же несчастье с вами случилось?

      – Серьезное. Особенно для лошади.

      – Бенедикт, – сказал вдруг Рэндом, поднимая глаза от зажатой в руке той самой пронзенной карты, – что ты можешь рассказать мне о моем сыне Мартине?

      Бенедикт некоторое время изучающе смотрел на него и молчал.

      – Откуда сей внезапный интерес? – спросил он наконец.

      – Дело в том, что у меня есть основания считать его погибшим, – сказал Рэндом. – Если это действительно так, я хочу отомстить за него. Если же нет – что ж, прекрасно, но мысль о том, что такое могло бы с ним случиться, причинила мне некоторое огорчение. Так что, если он все еще жив, я бы непременно хотел с ним встретиться и поговорить.

      – Что заставляет тебя думать, что Мартин мог погибнуть?

      Рэндом глянул на меня. Я кивнул.

      – Начинай с завтрака, – посоветовал я.

      – Пока он будет рассказывать, я попробую приготовить нам что-нибудь