Последнее лето. Елена Арсеньева

есть… – настаивал Смольников. – Есть такой человек, но ты нам голову морочишь. А зачем, не пойму. Боишься его, что ли?

      – Да не пойму я вас, господин начальник! – с нескрываемым отчаянием воскликнул Шулягин. – Вот вам крест святой, не пойму! И Господь наш всевидящий соврать не даст: не знаю я другого такого ловкача. Не знаю, клянусь! И подлинного имени Морта не знаю. Желаете, землю буду есть, что не лгу!

      – Желаю, – кивнул Смольников. – Желаю, да только повезло тебе – земли у нас тут, в комнате, нету. И со двора не принесешь – под снегом она, земля. А то любопытно было бы поглядеть, как ты давиться стал бы. Знаешь ты все про этого Морта, да только говорить не хочешь. Или боишься? Кого ты так сильно боишься, до такой степени, что даже готов от свободы отказаться и под суд пойти за фальшивомонетничество? А знаешь ли ты, что наказание тебе может быть очень суровым? Дадут тебе срок немалый, упекут в ссылку… куда-нибудь в Нерчинск, на Амур или вовсе на райский остров Сахалин… Хочешь на Сахалин, а, Шулягин?

      – Да что ж, – угрюмо пробормотал тот. – Небось везде люди живут, если кто поумнее да подлянки никому не делает…

      – Подлянки? – мигом насторожился Смольников. – Значит, ты остерегаешься подлянку совершить?

      – Да нет, это я просто так сказал, – вовсе уж понурился Шулягин. – Ради красного словца. Ничего я не знаю. И никого, никакого метателя не знаю. И про Морта не ведаю… Вы уж мне поверьте, ваше благородие! Знал бы – сказал бы, вот вам крест…

      Но мордочка его побледнела, а нос уныло повис. И глаза испуганно убегали взгляда Смольникова.

      – Ладно, вызывайте охрану, Охтин, – приказал Смольников. – Влеките его в узилище. И не забудьте оприходовать инструментарий. На суде предъявим. Но до суда еще есть время, Шулягин. Понял меня, а? Понял, спрашиваю?

      Шулягин тяжело, протяжно вздохнул, однако ничего более не сказал. Угрюмо кивнул на прощание – и вышел за дверь в сопровождении полицейского.

      Охтин и Смольников тоже стояли какое-то время молча. Потом Охтин решился спросить:

      – А вы в самом деле отпустили бы его, Георгий Владимирович?

      – Конечно, – тотчас кивнул начальник сыскного отдела. – Немедленно отпустил бы. Ну и что за беда? Через день-другой этот шут гороховый снова пошел бы покупателей своих поделок искать – и снова на нашего человека нарвался бы.

      – Шут-то он шут… – протянул Охтин, – однако того, что мы желали услышать, не сказал. Может быть, и впрямь не знает ничего?

      – Знает, знает, – махнул рукой Смольников. – Вы же видели, какая рожа у него сделалась. Знает… и боится этого человека. Оттого и бросил нам Морта, словно подачку. С перепугу! Но это он зря сделал. Морта мы найдем, не сразу, может быть, но найдем. Проверим всех Павлов, у которых фамилия по смыслу имеет отношение к смерти. Не так уж и много таких фамилий, к слову сказать. Вот мне на ум только две пришло: Мертвяков и Смертин. А тебе?

      Охтин свел брови, демонстрируя усиленную мыслительную работу, но толку с этого не вышло:

      – Что-то