Рецепт Екатерины Медичи. Елена Арсеньева

Посмотрите на меня, и узнаете!»

      Сколько еще осталось? Он давно перестал считать шаги. Иссеченное тело уже не чувствует боли.

      «Не упасть. Только бы не упасть! Я… дойду. Я выдержу. Потом… все не важно. Если выдержал Пауль… Как он мог это выдержать?!»

      – На месте раз-два! – громовой хохот. – Стой, дубина. Ты выдержал, ты жив. Хорошо бы тебя сейчас посыпать солью! Твое счастье, что мы не палачи. Мы только исполняли приговор. А теперь ползи отсюда, ободранный червяк! Ползи, пока цел!

      «Я не червяк! Я не поползу!»

      – Ты что, не слышишь? Конец!

      «Я не червяк!»

      – Кру-гом! – хрипло командует избиваемый. – Шагом марш! Круг почета!

      И снова идет сквозь строй.

      – Секите меня! Ну? Секите! Иду на круг почета!

      Мгновенная изумленная передышка, и снова в воздухе засвистели плети.

      Удар, удар, удар, удар… нет больше передышки. Его бьют так жестоко, как не били даже раньше.

      «Я не упаду. Я не…»

      Тогда он не упал. Он остался жив. Но чуть ли не каждую ночь ему снится, что он все-таки не удержался на ногах, что упал, и его забили сапогами насмерть. А потом говорили с насмешкой:

      – Дурак, он сам напросился!

      А его последней мыслью было: «Пауль выдержал, а я не смог!»

      Но это всего лишь ночной кошмар.

      Берлин, 1942

      – Слушай, – шепчет Марика, почти не размыкая губ, – по-моему, он сейчас начнет вытирать слезы умиления. Тебе не кажется?

      – Ничуть этому не удивлюсь! – бормочет в ответ Алекс, точно так же еле шевеля губами – соблюдая конспирацию. – Дело в том, что я сказал ему, будто мы с тобой влюблены друг в друга.

      Алекс, чертов Алекс! Это не родственник, а проклятие какое-то! Как он донимал ее мальчишкой, так и через двадцать лет донимает.

      – Ты сдурел? – чуть не вскрикивает Марика. Какое счастье, что комендант лагеря не понимает по-русски!

      – Ты его просто не знаешь, а у него очень романтическая натура. Если бы я сказал, что ты самая обыкновенная двоюродная сестра, он нас не выпустил бы из комнаты для свиданий при своей канцелярии. Да еще и охранники бы то и дело к нам заходили. А так… Просто ложь во спасение.

      Надо признать, да, именно что во спасение. Ни на что подобное и надеяться нельзя было.

      Марика измучилась, пока добралась до Дрездена. Пустяковый в общем-то путь занял почти десять часов, потому что расписание после очередного налета переломалось вдребезги. Пришлось подкреплять угасшие силы тем, что понемножку отхлебывать вина, приготовленного для Алекса, так что литровая фьяска[11] стала весить к вечеру несколько меньше.

      Марика оказалась в Дрездене уже около восьми вечера, ни о какой поездке в лагерь (два часа на автобусе от города), конечно, и думать было нечего. Ночь Марика провела в какой-то гостиничке, где оказалось невыносимо душно: хозяйка сурово запретила открывать окна, заклеенные крест-накрест бумажными полосами (чтобы стекла не выпали при бомбежке), и содержимого в бутылке осталось еще меньше: очень болела от духоты голова, надо было лечить. Благодаря лечению Марике удалось заснуть,

11

Итальянская пузатая винная бутылка из темного стекла, обернутая соломкой.