Пришедшему – крест. Игорь Корольков

уставится на тебя глазками-бусинками, будто о чем-то хочет спросить. Глядя на ящерицу, я впервые понял, что я – такой же, как она. Или она – такая же, как я. У нас одинаковые права в этом мире и одинаковая судьба. Она мне стала так дорога, я испытал к ней такую нежность и сострадание, что если бы мне сказали – отдай свою жизнь, чтобы жила она, я бы не задумываясь отдал! Когда ты это понимаешь, с тобой что-то происходит, ты начинаешь видеть то, что прежде не видел… Начинаешь слышать то, что прежде не слышал… Исчезают претензии к этому миру, откуда-то вливается сила, которую не знал прежде… Все становится простым и понятным.

      Огромные, как слоны, двухэтажные автобусы подруливали к Музею изобразительных искусств имени Пушкина. Прибывающие туристы пополняли очередь, хвост которой заканчивался напротив храма. От нечего делать люди наблюдали за толпой у собора. Некоторые пошли полюбопытствовать, что там происходит, да так и остались.

      – Я знаю, что там, в самом конце площади, у кафе, стоит женщина, – сказал знахарь. – Она хочет подойти ко мне, но не может решиться. Пропустите ее!

      Люди стали расступаться, оглядываясь в сторону кафе. Образовался узкий коридор, в конце которого стояла молодая женщина лет тридцати, с короткой стрижкой, в темно-синем плаще. Оказавшись на виду, женщина растерялась и прижалась спиной к ограде.

      – Идите! – говорили ей. – Он зовет вас.

      Женщина робко двинулась по коридору, подошла к знахарю, смущенно посмотрела на него и вокруг.

      – Ты хочешь родить? – спросил седой.

      – Да, – едва слышно произнесла она. – Но… не могу.

      – Подойди ближе.

      Знахарь взял руки женщины в свои.

      – Смотри мне в глаза! – приказал он.

      Женщина подняла глаза. Иисус долго смотрел в них. Наконец, улыбнулся, поцеловал руки женщины и бережно опустил.

      – Все будет хорошо! – сказал он.

      Женщина прижала руки к груди.

      – Правда?

      – Правда, – улыбнулся седой.

      Ключарь взял руку знахаря, снял перчатку, дотронулся до шрама, снял вторую, прикоснулся к страшной отметине между синими прожилками. Старик поднял глаза, впился взглядом в целителя. Он разглядывал его так, как исследователь рассматривает ветхую рукопись – букву за буквой, слово за словом… Затем тихо выдохнул:

      – Ты…

      – Я так изменился? – усмехнулся знахарь.

      – Тогда ты едва дышал…

      – Я же говорил, что приду.

      – Да-да, говорил…

      Его Высокопреподобие растерялся.

      – Господи, это случилось!

      Отец Ионафан обернулся к свите.

      – Принесите таз, кувшин с теплой водой и два стульчика!

      – Что вы задумали, Ваше Высокопреподобие? – забеспокоился отец Филарет.

      Ключарь не ответил. Мысли его были слишком далеки от осторожного протодиакона.

      – Где ты был все эти годы? – спросил он Йешуа.

      – На земле так много мест, где много греха!

      – Люди узнавали тебя?

      – Нет. Говорили, что я самозванец. Иногда били. Видишь этот шрам?

      Йешуа указал на