Эпоха мечей: Короли в изгнании. Времена не выбирают. Время жить, время умирать. Макс Мах

усмехнулся Макс, бросив мимолетный взгляд на Виктора. В его взгляде было столько иронии, сколько поместилось. – Да, Лин, он был тогда в Петрограде. И был он, между прочим, первым предсовнаркома Республики.

      – Bay! – Хейди удивленно раскрыла свои небесно-голубые глаза, в которых, впрочем, было сейчас больше алкогольного энтузиазма, чем здравого смысла.

      – Точно, – нахмурила лоб Лин, пытавшаяся, видимо, припомнить стершиеся из памяти за ненадобностью подробности.

      – Именно, – подтвердил Макс. – И это был, девушки, очень и очень многообещающий политик. И не погибни он летом восемнадцатого, кто знает, какими путями пошла бы в дальнейшем история русской революции.

      – А разве у революции могли быть другие пути? – Хейди, кажется, даже протрезвела от такой крамольной мысли.

      – А почему нет? – пожал плечами Макс.

      – Да, – неожиданно поддержала его Лин. – Могли. Ульянов же был за военный коммунизм и против НЭПа, ведь так?

      – Ну где-то так, – вынужден был согласиться Виктор, ругая в душе Макса на чем свет стоит за то, что тот полез в такие дебри. Черт их знает, этих нынешних европейских коммунистов, что они там, вернее здесь, себе думают.

      – Вот видите, – усмехнулся Макс. – Та же революция, в той же самой стране, одни и те же люди, но замена одной ключевой фигуры на другую, возможно, – я уточняю, возможно не значит обязательно – могла изменить ход событий самым драматическим образом. Или нет.

      – Красиво, – согласилась Лин и подняла свой стакан. – За вариативность истории, геноссен, и за то, что все состоялось так, как состоялось.

      Тост всем понравился, и они дружно выпили за неизменность исторической последовательности.

      – А второй пример? – вспомнила Лин, глаза которой блестели теперь так же, как и глаза Хейди.

      – Второй? – задумчиво переспросил Макс, откидываясь на спинку стула. – Извольте, есть и второй.

      Он разлил водку по опустевшим стаканам и продолжил свой мысленный эксперимент с двумя историями одной и той же революции. Виктору показалось даже, что Макс получает от этого какое-то извращенное, по мнению Виктора, удовольствие.

      «Ну-ну, – подумал он с сарказмом, – чем бы дитя ни тешилось! А девки все равно пьяные, им чего не расскажешь, все будет в струю».

      – Второй пример относится к тому же времени, что и первый. К лету тысяча девятьсот восемнадцатого.

      Макс замолчал на секунду, видимо, формулируя свою «гипотезу».

      – Ну же! – попросила Лин, придвигаясь ближе и заглядывая снизу вверх то ли в глаза Максу, то ли ему в рот. – Ну же, гер профессор!

      – Летом восемнадцатого, – немецкий акцент Макса стал отчего-то более жестким, очевидным, – обострились отношения между большевиками и левыми социалистами-революционерами.

      – Эсерами, – блеснула неожиданной эрудицией Хейди и пьяно засмеялась, довольная собой.

      – Эсерами, – согласился Макс, одобрительно кивнув смешливой девушке. – Причины разногласий были, естественно, исключительно