Премьер. Проект 2017 – миф или реальность?. Николай Рыжков

что он всегда стремился знать.

      «Своя команда» собиралась им заново, из самых разных мест. Я – с Урала, Лигачев – из Сибири, Воротников – из Воронежа, Горбачев, правда, – давно уже из… ЦК, но в брежневском ЦК он, коли честно, был в какой-то мере чужаком. Далекая от центрально-столичной компании, команда Андропова умела и любила учиться.

      В 83-м он начал особенно интересоваться внешнеэкономическими вопросами. Сегодня кажется, что он предвидел самый конец восьмидесятых.

      – Узнайте и подробно изложите мне механизм работы концессий, совместных предприятий, – просил он меня.

      Это оказалось совсем не просто. В те годы ничего, по сути, серьезного, подробно растолковывающего эти вопросы в отечественной экономической литературе не было. Кое-что разыскали среди диссертаций, кое-что перевели. И в год, когда у нас только стали возникать первые СП, я, пожалуй, мог считать себя достаточно грамотным экспертом по ним.

      Андропов внимательно вглядывался во взаимоотношения СССР со странами СЭВ. Говорил о взаимовыгодной интеграции, но постоянно предупреждал: надо бы поменьше дипломатических политесов, нам следует в первую очередь блюсти свои интересы, именно свои. Помню, встретил его в коридоре после разговора с Чаушеску: шел злой, дерганый, на себя не похожий. Объяснил свое состояние:

      – Терпеть не могу, когда мне диктуют, что делать. Это никакое не содружество, а вульгарный грабеж… Я был свидетелем, когда он в узком кругу не раз сетовал на то, что мы неоправданно отвлекаем ресурсы из нашей экономики для стран, заявляющих о своей социалистической ориентации.

      – Что мы забыли в Анголе, Мозамбике, Эфиопии и других подобных странах? Какой там у нас интерес? Надо ли в ущерб жизни своего народа идти на это?

      У него было твердое убеждение, что постепенно следует уменьшать масштабы так называемой помощи другим странам. По его мнению, СССР, являясь сверхдержавой, своей государственной мощью, сильной экономикой исторически обязан противостоять противникам, сохранять равновесие и стабильность в мире. Но и для выполнения этой задачи надо в первую очередь заниматься внутренними делами страны.

      Он дьявольски многого не успел. Из пятнадцати месяцев жизни, отпущенных ему судьбой после избрания Генсеком, как я уже говорил, он всерьез проработал меньше года.

      Остальные – больница. Чем он болел, нам знать не полагалось. Я, например, не знал. Наверное, только мой инфаркт в 90-м и стал первой гласной болезнью одного из высших руководителей государства, о которой в центральных газетах давались краткие сообщения. А до того – молчок. Члены Политбюро если не бессмертны, то уж никаким хворям не подвержены. Я, да и многие другие хотели узнать, что гнуло к земле Андропова, да ведь в цековском «монастыре» тайн больше, чем при мадридском дворе: разве у кого спросишь?..

      Я только что сказал о первой гласной болезни. Но так и напрашивается реплика – и последней. Сколько сейчас идет разговоров о здоровье первого лица государства. Его исчезновение на несколько дней дикторши телевидения