Верхнее ля. Вера Григорьевна Собко

агар хорошо выбритых щёк и подчёркивал ровную линию плеч. Он выглядел молодым, спортивным, мужественным. Да, собственно, он таким себя и чувствовал. Первый день после отпуска был не просто началом работы, а служил, если можно так выразиться, серьёзной заявкой на весь последующий год. Являлся своего рода демонстрацией сил отдохнувшего организма. Вроде бы мимолётные, но чрезвычайно цепкие взгляды коллег мгновенно ставили диагноз: на что ты способен в предстоящем сезоне и сможешь ли дотянуть без срывов до его завершения. Весь вид Виктора Павловича свидетельствовал о здоровом отдыхе в волнах Средиземноморья. Рослая фигура, предмет зависти мужчин и благосклонного внимания женщин, приобрела хорошо очерченные, почти скульптурные формы. Недаром Виктор Павлович изнурял себя бегом и даже пытался освоить виндсерфинг. Правда, на этой проклятой доске он так и не научился толком держать баланс. Ничего, следующим летом потренируется и непременно подчинит себе этот упрямый, скользкий снаряд.

      Виктор Павлович вышел из личной зоны своего кабинета, тактично отгороженной шкафами, – никто из посетителей, кроме близких друзей и секретарши Леночки не подозревал о её существовании. Когда у него на приёме никого не было, он любил сюда заглянуть: над миниатюрной раковиной висело зеркало, ниже пристроилась тумбочка с необходимым набором посуды, и стоял никогда не пустовавший холодильник. Виктор Павлович закрыл дверь кабинета на ключ и с удовольствием посмотрел на блестящую латунную табличку с надписью «Художественный руководитель В.П.Красовский». Ему нравилась его фамилия. Он знал, что многие считают её слишком претенциозной, и за глаза называют «наш красавчик». Виктор Павлович не видел ничего плохого в том, что артисту хочется, чтобы под его фотографией на афише стояла звучная, запоминающаяся фамилия. Она, помимо мастерства и внешности, играет не последнюю роль в привлекательности образа. В силу своей профессии артист должен быть заметнее, ярче общей массы, быть своего рода эталоном для подражания. И вовсе не секрет, что многие вокалисты берут себе псевдонимы. Уж ему-то худруку это хорошо известно, – перед его глазами прошёл ворох анкет. Поэтому ни лукавые улыбочки, ни ехидная интонация, с которой за его спиной подчас произносилось «наш красавчик», его совершенно не задевали. Да, красавчик! Он знал об этом и считал совершенно естественным заботиться о своей внешности. Что ни говори, а профессия обязывает. И всегда с нескрываемой брезгливостью смотрел на растолстевших певцов, оправдывающих это тем, что голосу нужна опора.

      Яркая, запоминающаяся фамилия Красовский не досталась Виктору Павловичу по наследству. Добираться до неё Вите Краснову пришлось в два этапа. Когда в школе на уроке истории изучали гражданскую войну и оборону Царицына, весь класс прямо-таки грохнул от смеха, услышав о поражении Войска Донского под командованием генерала Краснова. До конца школы он так и не избавился от прозвища «Донской атаман», произносимого с гаденькой ухмылкой, особенно после того, как учительница рассказала, что во время Отечественной войны Краснов воевал на стороне немцев. Хотя, как считал Витя, будь учительница поумнее, могла бы и промолчать, оставить свои знания при себе и не подставлять его под град насмешек.

      Для того, чтоб и впредь не было никаких нежелательных сравнений, Виктор дописал в метрике к своей фамилии окончание «ский», а перед получением аттестата заявил в милиции, что потерял паспорт. Там особенно не стали приглядываться, и выдали паспорт на фамилию Красновский. Директор и завуч удивились, но приняли поправку к сведению. Тем более что при выдаче аттестатов оказалось, что не он один обладает другой, неизвестной до выпускного вечера фамилией. Когда Ритка Шестакова, в которую были влюблены все мальчишки класса, подошла брать из рук директора аттестат на имя Маргариты Фриделевны Зильберман, все решили, что она берёт его для какой-то отсутствующей выпускницы. Но когда обнаружилось, что ещё два-три ученика из параллельных классов по причине пятого пункта ходили в школу под фамилией матери, поняли, что это и был законный Риткин аттестат. Так что ажиотаж вокруг довеска к Витиной фамилии значительно поутих, уступив место пересудам другого рода.

      Красновским он пробыл сравнительно недолго. Мысленно он всё ещё продолжал быть Красновым, и аристократический довесок казался ему пришитым белыми нитками. С этой фамилией он проучился два года в музучилище, куда без труда поступил, имея за спиной лишь хор Дворца пионеров. Этот хор был для Вити прибежищем от школьной рутины, от тяжкой необходимости ежедневно делать уроки. И он же, хор, провёл некую демаркационную линию, которая отстраняла его от школьной мальчишеской жизни и вызывала к нему труднообъяснимую неприязнь. Может быть, потому, что его одноклассники не считали пение достойным мужским занятием. Какие-то девчачьи, бабские дела.

      В хоре Витя чувствовал себя на своём месте. Там он во всех отношениях по-настоящему дышал полной грудью. Когда его голос сливался с другими голосами, и вместе с ними устремлялся куда-то далеко, за пределы хорового зала, жизнь представлялась ему такой же возвышенной и гармоничной как музыка. Ему казалось, что в это время он сам становился звуком и плавно возносился в высокое пронзительно синее небо. Чистый голос и природный слух достались ему от матери. Они с матерью, оставшись дома вдвоём, часто пели на два голоса.