Священное наследие. Владимир Ларионов

обертке «а-ля рюс».

      Однако такой убогий и плоский национализм, которым пользоваться легче всего и для нужд коммунистов, и для фашистов, и для либералов (а они, по Леонтьеву, отнюдь не чужды заигрываниям с национальным инстинктом для своих антинациональных целей), в данный момент более всего усматривается как подспорье в главном – в культивировании сознания гражданской сообщности, на основе осознания государственного единства как предельной ценности, безотносительно национальных приоритетов, культуры, традиции, этики, наконец.

      Опасность заключается в том, что все то, что базируется лишь на плоском политическом национализме, есть, по сути, отказ от более высоких форм человеческих объединений, в первую очередь духовных. Национализм лишь ступень. Традиционный национализм, образца девятнадцатого века, есть всего лишь горячая любовь к политическому единству одного народа, достигаемому посредством выдвижения на первый план единой культурной и языковой традиции, из которой вырастает лозунг «одна страна – один народ». Например, вьетнамский национализм питался страстным желанием объединить этнографические группы родственного происхождения, которые еще не знали единства современной государственности в двадцатом веке, в единое государственное тело, воспользовавшись революционной идеологией марксизма, отрицавшей ценность государства как такового.

      Такой национализм есть национализм века девятнадцатого. Политическое созревание американских негров также зачастую выливается в страстное желание создать республику «Черная Америка» или устроить нечто вроде апартеида наизнанку. Современный национализм, таким образом, есть «голая» биология, идет ли речь о неграх или об украинских самостийниках, которые подогревают себя откровенной ложью о «москальских» притеснениях и мечтают о том же «москальском империализме» только в украинских шароварах.

      Государство есть высшая идея нации, которая, в свою очередь, не описывается исключительно в биологических категориях. Без высшего духовного единства и национальное и государственное единство есть бесполезные мечтания неисторических народов.

      В постсоветское время стал очень модным тезис, «дескать, русский – это любой, кто сам о себе так думает». Люди искренне верят, что такой широтой и терпимостью они оказывают услугу русскому народу, который будет пополняться за счет масс инородцев, решивших вдруг стать русскими.

      Казалось бы, в таком взгляде на вещи преодолевается голый биологический подход к идее нации. Но здесь сказывается старый синдром упрощения в деле, касающемся такой тонкой и, в основном духовной ткани, какой является национальность.

      Нельзя захотеть стать русским и тут же стать им. Для людей иной национальности, особенно людей, пропитанных своей национальной культурой – это почти непосильный духовный подвиг. И те, кто с ним справляются, воистину становятся духовными маяками истинной русскости. Ярчайшим примером тому