Мятеж против Ельцина. Команда по спасению СССР. Владимир Исаков

в утренней информационной передаче «Актуальный микрофон». Я эти домыслы опроверг: идут дискуссии вокруг образования оппозиции, не все эту идею поддерживают, но о развале речи не идет. Второй вопрос – о смерти Сахарова. Об этом сообщили зарубежные «радиоголоса». Я и это сообщение тоже опроверг: видел его вечером живым и здоровым, хотя и очень усталым.

      Но информация оказалась правильной. Подтверждения поступали на каждом шагу – в коридоре гостиницы, в кабине лифта. Все разговаривали только об этом: «Вы уже знаете?..»

      Десять часов. Президиум неспешно занимает свои места. В. Воротников делает краткое сообщение о смерти Сахарова. Минута молчания. Слово предоставляется Д. Лихачеву.

      Д.С. Лихачев (цитирую по стенограмме): «Я хотел сказать очень коротко. Со смертью Андрея Дмитриевича Сахарова ушла от нас частица нашего сердца. Мы могли соглашаться с отдельными его предложениями или не соглашаться, но это был человек абсолютной искренности, абсолютной чистоты. Именно это привело его к успеху в науке, и к позициям в общественной жизни. Я бы предложил на время похорон Андрея Дмитриевича дать возможность депутатам попрощаться с ним, прервать заседание на полчаса, на час, как это будет возможно».

      Дальше Съезд идет по повестке. Рабочие вопросы: экономика, снабжение, товары, продукция, цены. Создается правительственная комиссия по организации похорон.

      16 декабря – в фойе Кремлевского дворца вижу Евтушенко, читающего в окружении корреспондентов стихи на смерть Сахарова: «Забастовало сердце, словно шахта…» Закончил читать, деловито предупредил слушателей: цитировать можно, публиковать – нельзя. Интеллектуальная собственность.

* * *

      17 декабря – Прощание с А.Д. Сахаровым во дворце молодежи на Комсомольском проспекте. Подъезжаем. Самая длинная очередь, какую мне довелось видеть: два километра или около этого.

      Благодаря тому, что в нашей группе депутаты, проходим с бокового входа. (Те, кто шел по очереди, выстаивали по шесть с половиной часов).

      Просторный беломраморный дворец. Поднимаемся. Навстречу А. Вознесенский – бледный, взгляд отсутствующий. В «предбаннике» очередь. По провинциальной привычке пристраиваемся в конец. Выясняется, что это очередь на траурный караул. Время в ней, как и в любой очереди, течет по своим особым законам: светский разговор, легкая перебранка по поводу того, кому идти первым. Нелепо суетится А. Шабад, приглашая каких-то женщин выступить в роли манекенов (для чего, зачем?). Надоедает все это слушать и, спросив разрешения у человека с красной повязкой, проходим в зал. Он убран черными и светло-бордовыми полотнищами, черные муаровые ленты свисают с люстры, обвивают мраморные колонны. Посреди – гроб. С портрета задумчиво смотрит тот, кого несколько дней назад слушал, видел живым – Сахаров. В ногах – скромный холмик гвоздик. Присоединяю к ним свои, мысленно сказав: «От уральцев…» Мгновение – и человеческая река увлекает нас дальше.

      Проскальзываю сквозь цепь ребят с повязками и оказываюсь в другой