Одиссея инженера Волкова. Семен Вольфсон

показалось мне трогательным, наивным и каким-то детским. Сразу видно: писал любитель. Но и задачу автор поставил не из лёгких: описать коротко, ярко и с подробностями чужую жизнь. Одним словом, хоть автору и недоставало художественного мастерства, в искренности чувств ему не откажешь. Человек старался, как мог.

      Пока я читал, Волков внимательно смотрел на меня. Я почувствовал, что ему небезразлично моё мнение, и, чтобы не обидеть его, сказал:

      – Способности у вас, на мой взгляд, определённо есть, но надо больше работать над стихотворной техникой.

      Витиевато выразился, а чтобы ещё больше потрафить Волкову, к которому я начал испытывать уважение, добавил, что жизнь однажды свела меня с человеком, очень на него похожим. Он считал себя неудачником, думал, что ему не повезло: не смог реализовать данные от рождения способности, и так за пять минут написал про свою жизнь:

      Ему сказали, что талантлив,

      А он не верил сам себе

      И всё работал и работал

      Назло неласковой судьбе.

      Курил он часто папиросы,

      Здоровье, в общем, не хранил.

      Давным-давно, в начале самом,

      Он сам себя похоронил.

      Мы немного помолчали, отхлёбывая из стаканов остывающий чай. Мне было интересно, чем закончилась история со стихотворением, и я спросил об этом Мордуха Мордуховича.

      – Да ничем особенным. Пришёл я в тот день на работу пораньше, положил газету на Катин стол, обвёл стихотворение красным фломастером, написал ещё открытку с поздравлением от всего коллектива и жду.

      Постепенно народ начал собираться. Пришла Катерина. Подошла к своему столу, увидела газету и говорит:

      – А это что такое?

      Потом открытку заметила и всё поняла. Стала читать стихи. Тут к ней Галька подошла. Отобрала газету (они вообще друг с другом не церемонятся) и стала читать вслух. Я как раз в коридор вышел, чтобы издалека понаблюдать. Дочитала и говорит:

      – Ерунда какая-то. Лучше бы тысячу рублей дали!

      Некоторые засмеялись, а Катя молча взяла открытку, газету и аккуратно в свою сумочку сложила. Ничего не сказала. Тут же стали выяснять, чьих это рук дело. На меня никто не подумал. В конце концов решили, что это Антонина. Она самая образованная: газеты и журналы всё время читает. Та – отнекиваться:

      – Откуда у меня деньги Катьке поздравление печатать, да и стихи я писать не умею.

      А я стоял в коридоре, всё видел и слышал. И вдруг такая внутри у меня на себя злость поднялась. Нервы-то – на живую нитку. Чувствую, слёзы подступают, ещё чуть-чуть, и заплачу. И не денег мне жалко, и не времени потраченного, а того, что не дал Господь Бог таланта, такого таланта, чтобы, как сказал поэт, «глаголом жечь сердца людей». Хорошо ещё, что никто не заметил моего состояния, только начальница наша, Раиса Семёновна, сказала потом:

      – Что это у вас, Мордух Мордухович, лицо такое красное? Может, вы с утра того, за воротник?

      – Нет, – говорю, – я по утрам никогда не пью. Да и вообще редко прикладываюсь.

      Так всё и кончилось.

      Мы разлили по стаканам оставшийся в термосе чай и не спеша стали пить.

      Я прервал затянувшуюся паузу:

      – А как там, на почте, дела обстоят?

      – Да никак, разваливается почта. Молодые к нам не идут. Да и кто ж пойдёт на такую зарплату?