Лучезарный след. Том второй. Елена Суханова

а. Произнесла какое-то заклятие и пообещала, что несколько лет грызуны и всяческие насекомые будут обходить весь четырнадцатый этаж стороной. Так что сухари отобрать не представлялось возможным. И осаду держать тоже. А пропитания в 1407 с трудом хватило бы на день одному человеку. Нас же теперь двое.

      Лучезара высказалась:

      – Как ты здесь живёшь? Покушать нет ничего.

      – Езжай в острог. Тебя там регулярно кормить станут. Меня в Академии топор палача ожидает, а тебе лишь бы жрать! Кушать надо заранее было.

      – Не ходи, – Чародейка села рядом и приобняла меня за плечи. – Сегодня, естественно, все будут пялиться на эти снимки. А вообще, ты вправду думаешь, что Зорица их вывесит? Она девчонка вроде неплохая.

      – Ты с виду тоже ничего. А в реальности – такое ужасобище.

      В этот момент на мою голову должны были посыпаться опалённые свирепством ложки. Но Лучезара только виновато вздохнула.

      Эх, зря ты, Верещагина, мне карт-бланш даёшь. Я ж теперь тебя заедать начну. Учитывая накопившуюся обиду…

      – Ты не первая, кто оказывается в такой ситуации. Да, люди не всегда реагируют адекватно. Но, чисто по-человечески, смеяться над тем, как меняет заклятие другого человека, – то же самое, что смеяться над болезнью. Подло.

      – Как это ты душевно завернула, – съязвила я. – Где только раньше ходила со своей правильностью? Понимаешь, всегда находятся те, кто смеётся.

      – Не ходи, – Лучезара погладила меня по голове. Эта её навязчивая любовь к прикосновениям.

      – Пойду, – я мотнула головой, сбрасывая руку ведьмы. – Страшно хочется сбежать. Прямо-таки зверски. Но лучше поприсутствовать самой на сеансе разоблачения, чем слушать очевидцев. Да и не Любава же я. Надо собрать волю в кулак. Её ведь в кулак собирают?

      – Попробуй в мешочек, – неудачно сострила Лучезара.

      – Нет у меня такого маленького мешочка.

      Первый этаж главного корпуса, как обычно, шумел множеством голосов. Фойе заполняла толпа, особенно плотная возле доски объявлений. Там, где Зорица помещает свои самые жаркие новости и любопытные снимки.

      Я ступила на чёрно-белую плитку пола, остановилась и огляделась. Ожидала, что сразу окружающие станут указывать на меня друг другу и посмеиваться. Но никто особо не обращал внимания. Не заметили, решила я и двинулась к эпицентру. Стремилась быстрее всё закончить. Давайте уже, поторопитесь сделать меня посмешищем и отправимся по своим делам! Тоненький голосок в голове шептал, мол, ещё не поздно дезертировать. Улизнуть из Академии – и в темпе на вокзал. Но я его подавила. Раньше стоило ударяться в бега. Теперь уже лучше пойти до конца. Да и вообще, слышать голоса внутри черепной коробки как-то не очень правильно. А уж разговаривать с ними, прислушиваться к ним – занятие для пациентов психушки или для фанатично верующих во что бы то ни было, истязающих себя аскетизмом. Я пока истязала себя лишь бессонницей и то всего одну ночь. И то не я…

      Прошла мимо мраморных колонн. Усмотрела, что, прислонившись спиной к одной из них, стоит Добрыня, скрестив на груди руки и хмуро глядя в сторону доски объявлений. Меня он не увидел. Я принялась расталкивать людей. Здесь они стояли теснее. И тут уже начала ловить взгляды. Чаще сострадательные. Но иногда и язвительные. Услышала, как кто-то сказал: «Некрасиво она поступила». Поняла, что это имело отношение к Зорице. И через пару секунд достигла финиша.

      Зорица, издевательски скаля зубы, стояла возле доски, увешанной нашими с ней светопортретами. Рядом находилась подружка. Потупив глазки, она нервно теребила бахрому шарфа. Похоже, второй девице происходящее не нравилось. А вот Зорица посматривала на всех свысока и на меня уставилась горделиво.

      – Ну, здравствуй, – голос её звучал приторно.

      – И тебе не хворать, – я посмотрела на снимок, висящий в середине. Там Зорица лежала на полу моей комнаты, а я сидела на ней. Она удерживала меня за руки, а я таращилась в объектив. Вот значит, как я по ночам выгляжу со стороны. Батюшки! Одуреть, насколько неприятное зрелище! В горле образовался комок, но я таки выдавила: – Талантливая у тебя девочка. Какие снимки! Какой ракурс!

      – Тоже ей твержу, что зритель оценит.

      Я подняла глаза и прочитала заголовок статьи, под которой Зорица вывесила светопортреты: «Следы Лучезары». Больше ничего я прочесть не смогла, потому что глаза заволокло пеленой. Поняла, что убираться нужно быстро, но с достоинством. Ибо ещё немного – и расплачусь. И ни о каком достоинстве уже речи не пойдёт.

      Привет от воображения: я реву, и ревут все окружающие. Только Зорица тиранически хохочет и бросает в меня мятые бумажки.

      И ещё поняла, что ничего больше говорить не надо. Голос задрожит.

      Я миновала Зорицу, прошла мимо расступившихся зевак, потом по коридору, свернула за первый же угол и прислонилась к стене. Слёзы потекли ручьём. Извлекла из кармана платок и взялась уничтожать следы слабости. Закусила губу, чтоб не всхлипнуть.

      В Кружеве подобных светопортретов великое множество. Некоторые снабжаются подписями «Смотрите, как я выглядел!» Но,