Цветочек. Маргарита Александровна Соседова

вич басурманским именем называть не дал. А когда родилась третья девчонка, неожиданно сдался, и Вера Федоровна исполнила свою мечту.

      Крошку нарекли Альфией… Егоровной.

      Альфушенька стала для супругов светом в окошке. Если старших – Зойку и Наташку – родители гоняли, то младшенькой позволялось практически все. Любимица ведь!

      Альфия Коновалова на свою тезку из далекой деревни похожа не была.

      У девочки были русые жидкие волосы, острый маленький носик и плохое зрение – с самого раннего детства она носила очки. Вере Федоровне еще и поэтому было невыносимо жалко младшую дочку, которой безжалостные окулисты заставляли заклеивать то одно, то другое стекло сложенной слоями марлей.

      Старшие дочери Коноваловых очков не носили и вообще вышли девицами ладными – кровь с молоком. Поэтому когда Зойка и Наташка подросли и по-женски округлились, родители старались держать руку на пульсе: с мальчишками стоять в подъезде не разрешалось, а за возвращение домой после девяти вечера можно было отхватить отцовского ремня.

      Но даже несмотря на это, девушки сумели хлебнуть мужского внимания и осознать, что пользуются спросом. Старшая дочь Коноваловых Зоя была особенно хороша, даже по-своему красива. Русая от природы она красила волосы «Басмой», а губы красной помадой. Не заметить стройную и синеглазую Зойку было невозможно. Парни сворачивали головы, провожая ее взглядом, а то и свистом. Когда отец понял – дочь выросла, лупить ее пятую точку почем зря перестал. В какой-то момент махнул рукой, мол, что выросло, то выросло. А выросло расчетливое и жадное до хлеба и зрелищ существо.

      Семья Коноваловых была зажиточной. Егор Константинович работал водителем и возил на представительской черной «Волге» большое партийное начальство. Частенько он доставлял в обком молодых и сочных дам на подозрительные вечерние собрания, а ближе к утру развозил хмельных посетительниц и раскрасневшихся членов партии по домам. Водитель прекрасно понимал, что за устав «изучали» в ночных кабинетах его начальники, и умело этим пользовался на следующий день.

      Утром некий Григорий Кузьмич с трудом загружал свое полное тело в служебную машину, и Егор Константинович как бы невзначай заводил речь на нужную ему тему. Начальник, испытывающий муки похмельной совести, вникал в просьбу водителя и обещал помочь.

      И помогал, разумеется. У Веры Федоровны появлялись крутые болоньевые плащи, зонты «Три слона», а у девчонок американские джинсы и югославская обувь. Пол и стены квартиры Коноваловых были устланы коврами, сервант ломился от хрусталя и китайского фарфора, а однажды под Новый год глава семьи принес домой детище вильнюсского радиотехнического завода – катушечный стереомагнитофон «Айдас-9М».

      Одним словом, девочки Егора Константиновича ни в чем не нуждались, разве что в теплых взаимоотношениях. Но вся нежность и любовь супругов, как сказано выше, была посвящена Альфушеньке, а старшие дочери просто росли рядом – в модных шмотках и родительских придирках. Между собой старшие девчонки ладили, точнее не конфликтовали, а еще точнее, относились друг к другу с безразличием. Младшая сестра для обеих была как мебель, ее Зойка и Наташка в равной степени презирали, немного ревновали, хотя без особого фанатизма.

      Аленький цветочек, как нежно называла дочку мама, посещала всевозможные кружки, играла на аккордеоне, приносила из школы пятерки и семимильными шагами приближалась к золотой медали.

      –-Марлен Дитрих из сельпо

      По ночам Вера Федоровна, лежа в кровати, мечтала о дальнейшей судьбе своей кровиночки, которую видела замужем за иностранным дипломатом и живущую в трехэтажном особняке на берегу бирюзового моря. Мать грезила о той жизни, которой у самой не получилось.

      Когда-то школьница Вера мечтала выйти замуж за Павла Кадочникова, популярного актера советского кино. Но в деревне, где жила девушка, артисты не встречались. В селе были только трактористы, машинисты и прочие представители рабочего класса. Местные парни на симпатичную Верочку заглядывались, но они были ей не нужны. Девушка жаждала переехать из опостылевшей деревни в город и стать там богатой и знаменитой, как Марлен Дитрих.

      Фотокарточка зарубежной кинодивы в мехах и с сигаретой, которую Вера всеми правдами и неправдами выпросила у хромой почтальонши Надьки Кротовой, была прикреплена английской булавкой над ее кроватью. И каждый день немка вызывала советскую барышню на незримый бой: мол, а тебе слабо?

      Верочка злилась, гневно топала ножкой, показывала сволочной Марлен язык и брела в местное сельпо, где работала продавцом.

      Распорядок дня был известен. До тошноты. Трое или четверо покупателей за весь день, а в обеденный перерыв прибежит влюбленный в нее машинист Сашка, потопчется у прилавка, ничего не купит и испарится. Разнообразие случалось, когда привозили товар. Но это было редко.

      Вера скучала и ждала перемен. Точнее, верила, имя обязывало. И когда на пороге магазина появился незнакомый фронтовик, замшелая рутина в девичьей душе дала трещину.

      После войны Егор устроился работать водителем, специальность получил еще в 40-м. Сначала возил председателя