Дикое домашнее животное. Елена Глушенко

то, что я ему не понравилась.

      Ох, как, оказывается, непросто в таком признаваться!

      – О… – сделала круглые глаза Антонина. – Неужели такое возможно?

      И мне захотелось стукнуть ее по лбу большой круглой печатью.

      – Ну и… что? – она сгорала от нетерпения.

      – И все.

      Я уже жалела, что призналась.

      – Как это – все? И больше совсем-совсем ничегошеньки?

      – Совсем. Я просто встала и ушла. А он даже не окликнул.

      Мы помолчали.

      Подруга покусывала губы, явно подбирая слова.

      «Сейчас начнется», – поняла я.

      – Слушай, – осторожно приступила к делу Антонина. – А тебе никогда не приходило в голову, что женатый мужчина может и не хотеть заводить шашни на стороне? А? Даже с такой красоткой, как ты. А? Может, уже пора переключиться на холостых? Или хотя бы разведенных?

      – Тонечка, – ласково промурлыкала я. – Уж чья бы корова мычала…

      И моя подруга завелась с пол-оборота, как настоящий «Мерседес».

      Во-первых, она терпеть не может, когда ее называют Тоней. А уж за Тосю и вовсе убить может.

      А во-вторых, это был наш с ней давний и принципиальный спор.

      – Как ты можешь меня упрекать? – ее голос зазвенел близко к сверхзвуковому диапазону. – Ты же знаешь, у меня особый случай.

      Да, конечно. В отличие от меня у нее был особый случай. Как всегда.

      С год назад Глеб позвал меня на какую-то тусовку, а я прихватила с собой Антонину. Она в то время находилась в глубокой депрессии по причине отсутствия спутника жизни и отчаянно желала влюбиться. Хоть в кого: в красивого, страшненького, богатого, бедного – все равно. Единственным условием было неженатое положение кандидата.

      Так что энергичному, напористому и чертовски уверенному в себе Борису ничего не стоило покорить мою расклеившуюся подругу. А то, что он все-таки был женат, выяснилось слишком поздно.

      У него была большая семья (кажется, не то трое, не то четверо детей), и он вовсе не собирался оставлять жену. Однако и расставаться с Антониной не входило в его планы.

      Она неоднократно пыталась с ним порвать, захлопывала дверь перед его носом, но этот упертый мужик обладал уникальной способностью проходить сквозь стены. Причем каждый раз не с пустыми руками. Поэтому его неизменно впускали, прощали, а потом снова пытались выпроводить.

      За последний год моя упитанная подруга похудела на восемь килограммов, трижды сменила цвет волос и из жизнерадостной болонки превратилась в желчного фокстерьера.

      Я знала все подробности ее «Великой Несчастной Любви» и много раз уговаривала Антонину бросить этого проходимца. Она соглашалась, пыталась и…

      – Тебе легко говорить! У тебя же нет сердца, которое может болеть! – пожаловалась она надрывно. – А я люблю его!

      Все как обычно. Я слышала это тысячу раз.

      – Ты любишь не его, а то, что он может тебе дать, – принялась терпеливо объяснять я, тоже как обычно. – Однако заметь: он может, но не дает. А почему? Потому что ему это не нужно. У него и так все есть – и семья, и жена, и дети.

      Антонина