Провал. Ханс Русенфельдт

не смех, а нечто иное. Беспокойство. Он определенно что-то скрывает.

      Подумать над этим больше она не успела. Дверь открылась, и Рагнхильд ввела коротко стриженную девушку лет двадцати пяти, с татуировками и в очках, одетую в клетчатую блузку поверх юбки до колен.

      – Это Ясмин.

      Они пожали руки, и Ясмин села.

      – Для начала я хочу спросить, допрашивали ли вас раньше?

      – Нет. Когда сюда приходила полиция, у меня был выходной, а потом ко мне так и не обратились. Мне это показалось немного странным.

      Ванья сумела подавить вздох, но не мысль. Берглунд даже не допросил человека, который, как они знали, последним общался с Патрицией. «Немного странно» – это мало сказать. Это, черт возьми, должностное преступление.

      – Тогда хорошо, что мы имеем возможность задать вам вопросы сейчас, – проговорила Ванья, стараясь не выдавать своих эмоций.

      Пятнадцатью минутами позже они сидели в машине, разговаривая с Торкелем по громкой связи. Оба сосредоточенные, но возбужденные. У них произошел первый прорыв. Снова возник Свен Катон.

      По словам Ясмин, Патриция договорилась о встрече именно с ним. Поэтому она и собиралась забрать Макса немного позднее. О ней предполагали написать статью в газете. В «Сюдсвенска дагбладет». Патриция с гордостью рассказала об этом Ясмин за минуту до того, как вышла из школы, чтобы больше никогда не появиться. Ясмин говорила с полной уверенностью.

      – Хорошо, значит, тот же метод, что с Петковичем, – произнес серьезным голосом Торкель. – Вы знаете, где они встречались?

      Ванья отрицательно покачала головой, хотя он и не мог этого видеть.

      – Нет, те, кто отвечал здесь за расследование, упустили все, что могли. Нам придется начинать все с начала. К сожалению.

      – Понятно, – вздохнул Торкель, но постарался мыслить конструктивно. – Я позвоню Кристианссону в Мальмё и узнаю, не сможет ли он оказать вам поддержку. Придется полностью отобрать дело у Хельсигборга.

      – Как там дела с пресс-конференцией? – поинтересовался Билли.

      – Она начнется через тридцать минут. – В голосе Торкеля безошибочно слышалась усталость. Они знали, насколько он не любит публичную часть работы. – Потом созвонимся.

      – Удачи! – пожелала Ванья.

      Выключив мобильный телефон, Билли сделал глубокий вдох.

      – О’кей, давай разделим усилия, – предложил он. – Я возьму мобильные звонки, ее компьютер, почту и все такое. А ты бери ее коллег и соседей. Если успеешь, бывшего жениха.

      Ванья кивнула. Она ожидала, что Билли заведет машину и они поедут, но он продолжал сидеть, откинув голову на подголовник. У нее возникло ощущение, что он хочет что-то сказать.

      – Мне не хватало этого, – в конце концов произнес он. – Только ты и я. Как в старые добрые времена.

      Ванья улыбнулась искренней, довольной улыбкой. Она чувствовала себя главной виновницей того, что их отношения стали такими, как стали. В минуту слабости она обидела Билли.

      – Мне очень жаль, что нас разнесло, – начала она.

      – В этом виновата не только