Дуэль на брачном ложе. Елена Арсеньева

перестал, а черты Алексея исказились страданием.

      – Опомнись, сестра, – с болью выговорил он, не сводя глаз с лица затаившегося Григория и читая по нему, как по книге. – Да ведь он сам и есть атаман Честной Лес!

* * *

      Нет, не может быть, невероятно! Это слишком страшно, чтобы быть правдой!

      У Маши подогнулись колени, но Григорий не выпускал ее руки, заставляя стоять, и она услышала его тихий, торжествующий смех. Да, изрядно потешил его тщеславие молодой князь, не сумев скрыть своего ужаса!

      – Какие же мы дураки были, какие глупцы! – Алексей схватился за голову и в отчаянии покачивался из стороны в сторону. – Искали браконьеров?! Как же! Напоролись на самострелы?! Где там! Это вы напали на Орликовых, Никишку там и подстрелили до смерти! Вот почему ватажники унесли мертвого – опознали б его, вам бы сразу конец… Хитро, хитро все придумали.

      – Хитро, верно, – прохрипел Григорий. – Востер я, сам знаешь.

      – Знаю… знаю… – Голос Алексея вдруг задрожал, и Маша увидела перед собой не сурового мстителя, каким он был мгновение назад, а растерянного, обиженного мальчишку. – Ну зачем, зачем ты это сделал, братан? Зачем?!

      Алексей сейчас, наверное, вспомнил, кем был для него Гринька-Григорий последние пять лет, и сердце его разрывалось от горечи и недоумения: «За что, почему сие содеяно?» Слезы блеснули в его глазах, и Маша тоже невольно всхлипнула, вспомнив широкую дорогу от Ново-Измайловской усадьбы и двух мальчишек, бежавших по ней, взявшись за руки.

      Однако Григорий, видно, нимало не страдал от воспоминаний, потому что голос его был сухим, чужим:

      – Зачем, говоришь? Рад буду пояснить, брате-ельник! – Он насмешливо растянул это заветное для Алешки слово. – Только сперва ты мне ответь: что такое Честной Лес, что сие значит?

      Алешка передернул плечами:

      – Ты сам не ведаешь, что ли?

      – Говори давай! – вскричал Григорий, с необъяснимой внезапностью впадая в ярость и укалывая Машу острием своего ножа.

      – Леший. Честной Лес – так лешего в народе зовут, – подсказала она растерявшемуся брату.

      И тот послушно повторил:

      – Леший… А и впрямь – говорили, что ты сын лешего, больно уж свой в лесу!

      – Тепло, тепло! – вскричал Григорий, словно при игре в горелки. – А какими еще словами лешего называют?

      Он возбужденно дергал Машу, едва не выламывая ей руку из плеча, и брат с сестрою наперебой выкрикивали, в ужасе уставясь друг на друга:

      – Лешак!

      – Лесной барин!

      – Дикарь, дикинький мужичок!

      – Ну, еще, еще! – азартно кричал Григорий.

      – Негодный!

      – Щекотун!

      – Вольной!..

      – Вот! Вот именно! – взревел Григорий – и крик его внезапно оборвался рыданием. – Вольной…

      Алеша глядел по-прежнему недоуменно, а у Маши холодок прошел по спине.

      В отличие от младшего брата, она немало наслушалась от княгини Елизаветы рассказов о былых ее приключениях и прекрасно знала, сколь дорог был ей в молодости разбойничий атаман по кличке