Сантехник. Твоё моё колено. Слава Сэ

развеялся, в его зрачках снова чернел мост.

      – Всегда есть выход! Нельзя сдаваться! – Катя говорила совсем как мама в тот день, когда театральный институт решил обойтись без Кати. Она тогда ревела, а мама очень бестолково подбадривала. Теперь сама Катя была бессильна против этого сумасброда. Генрих, напротив, выглядел спокойным.

      – Я проиграл чужие деньги. Я должен это сделать. Ради близких. Никто не должен страдать. До того света всего шаг. Точнее, до той тьмы. Но я рад, что встретил тебя в конце своей бестолковой жизни. Ты будто знак, что там, за гранью, может быть прощение.

      И тогда глупая Катя предложила денег. Он отказался шесть раз подряд и потом ещё час порывался уйти и сам собой гордился. И чем дольше отпирался, тем настойчивей Катя занималась спасением. Он смеялся, называл её «мой прекрасный, наивный ангел». И, конечно, Катя победила.

      Начались невероятные дни и фантастические ночи. Они забывали есть, путали дни недели. Саша Иванов хороший, но скучный. Его любовь к выпускницам оттуда же, от отсутствия фантазии. А Генрих – это утончённость, чувственность, спонтанность. Катя тонула в нём, кружилась, не помнила себя. Через неделю она продала свою московскую квартиру. Денег хватило на оплату долгов и ещё осталось на трёшку в Риге, на эвфемизм шалаша. Это ли не счастье.

      Прагматичный, лишённый фантазии Александр Иванов отсоветовал покупать жильё, разрешил остаться в Юрмальском доме. Он говорил, игрокам веры нет. Генрих обязательно сорвётся. Напомнил, что мужчины способны не изменять женщине с другой женщиной, но никогда не изменят себе. Хоть и обещают прям переродиться, только укажите в какую сторону. Катя была молода и самонадеянна, она верила только себе и Генриху.

      А он понимал её с полувздоха. Он снова фотографировал и подписал контракт с каким-то французским журналом. И вроде бы у него в Норвегии бабушка, очень добрая. Зовёт приехать и остаться.

      В день передачи денег Катя думала лишь об ужине. Вино выбрала легко – Мозельское, Шпатлезе. Немцы считают его сухим, на самом же деле оно очень лёгкое. А вот обойтись ли бараниной с чесноком или замахнуться на утку в меду и томатах – настоящая дилемма. Ещё подумала, нужно навестить норвежскую бабушку. Если понравится климат, можно и переехать. Генрих будет фотографировать. Катя сможет преподавать йогу местным домохозяйкам. К тому же она рисует декоративные картины, продаёт через знакомых блогеров. Никто не верит, но на это можно жить.

      Так вот, Катя приготовила ужин. Генриху не звонила, чтобы не обижать подозрениями. День прошёл, Генрих задерживался. К полуночи у Кати стали дрожать руки. Хотела выпить чаю, выронила чашку. Всё-таки позвонила, – трубку он не снял. В том, что ты круглая дура, трудно признаться. Вызвала такси. Ехала в Ригу, придумывала оправдания. Вдруг ограбили его или в аварию попал. Не могла поверить, что вся эта Юрмала, медовый месяц, красавец на мосту – всё обман. Катя сама себе, своим идеализмом, сплела и верёвку, и петлю.

      В три часа ночи в квартале, где всё переливается, блестит и много пьяных голосов, она его