Сестры Марч (сборник). Луиза Мэй Олкотт

иного рода. Он живописал особенности армейской жизни, военные походы и фронтовые новости. И лишь в конце письма, словно не в силах более сдерживаться, говорил о своей любви к дочерям, с которыми его разлучила война.

      «Передай девочкам, что я их люблю. Расцелуй их от меня. Скажи, что я думаю о них днем, молюсь по ночам, а их привязанность ко мне – главное мое утешение. Когда я вспоминаю, что мне еще год предстоит быть в разлуке с дочерьми, год этот кажется мне вечностью. Передай девочкам, что в дни разлуки мы можем трудиться, и тогда время ожидания пройдет для нас не напрасно. Я не сомневаюсь: они помнят все, о чем мы говорили. Я просил девочек быть особенно нежными с тобой, помнить о своем долге, бороться с тем, что мы с ними называли "внутренними врагами". Уверен: когда я вернусь, я смогу гордиться своими дочерьми больше прежнего».

      Тут прослезились все, и Джо не пришлось стыдиться того, что по ее носу скатилась огромная слеза. А Эми совсем не тревожилась по поводу своих растрепавшихся кудрей. Она уткнула мокрое от слез лицо в материнскую грудь и, всхлипывая, проговорила:

      – Я знаю! Я слишком люблю себя! Но я постараюсь быть другой! Папа не разочаруется во мне.

      – Мы все постараемся! – подхватила Мег. – Я, например, слишком обращаю внимание на свою внешность. И не люблю трудиться. Но я попробую взять себя в руки. Если, конечно, смогу.

      – А я, как просил папа, постараюсь стать «маленькой женщиной», – сказала Джо. – Попробую быть помягче. И исполнять свой долг здесь, а не ждать неизвестно чего. Мне иногда кажется, что держать себя в руках дома куда труднее, чем сражаться с мятежниками на Юге.

      Бет ничего не сказала. Она просто вытерла слезы голубым носком, который вязала для солдат-северян, и снова взялась за спицы. Не придумывая себе других обязанностей, она попросту решила, что чем больше будет работать, тем сильнее обрадуется отец, когда вернется домой.

      – А помните, когда вы были совсем маленькие, вы играли в «Странствия пилигрима»? Как вы радовались, когда я вместо котомок привязывала вам на спину свои старые сумочки, а на головы надевала шапки! Потом в одну руку вы брали по палке, а в другую – свиток бумаги. И пускались в странствие по дому. Начинали с подвала, это был Разрушенный город, и добирались до крыши – там у вас был Небесный град.

      – Да, здорово! – тут же отозвалась Джо. – Мы проходили мимо Львов, вступали в битву с демоном бездны Аполлионом, а потом попадали в Долину гномов.

      – А мне больше всего нравилось, когда мы сбрасывали с себя котомки, и они скатывались вниз по лестнице, – сказала Мег.

      – А я всегда ждала, когда мы поднимемся на крышу. Там мы становились рядком между цветов, кустов и разных красивых вещей; нас освещало солнце, и мы пели хором.

      – А я мало что помню про эту игру. Помню, как мне нравилось, когда мы забирались на крышу, ели пирог и запивали его сиропом. Жаль, что я уже выросла. Я бы с удовольствием поиграла в пилигримов, – сказала Эми, которая, едва ей исполнилось двенадцать, начала вполне серьезно утверждать, что пора уже ей оставить детские забавы.

      – Ошибаешься,