Друзья и враги Анатолия Русакова. Георгий Тушкан

малочисленная, но зато самая свирепая и крепко сбитая, была группа малолетних преступников – бывших членов шаек и банд. Они уже «запродали» свои души раньше и страшились изменить воровским традициям. Они в каждом подозревали доносчика, который донесет «на волю» ворам об их недостаточном рвении «ворам в законе». Они рассуждали так: «Все равно мы пропащие», «Держись нас», «Ты слово, данное Чуме, не продавай», «Перемучаемся здесь, а когда выйдем, тогда и загуляем», «Выйду, снова банда подберет». И хвалились своими преступлениями.

      Самая многочисленная группа состояла из случайных правонарушителей, не имевших в прошлом никаких воровских традиций. Они мучились своим пребыванием в неволе, но подчинялись режиму. О своем прошлом они почти не говорили, а если и говорили, то с сожалением или вообще умалчивали.

      И была группа активистов. Их было в три раза больше, чем «воров», и обе группы все время враждовали между собой в борьбе за влияние. Ссоры были часты и вспыхивали по всякому поводу. Нередко случалось, когда игра, обычная игра, кончалась потасовкой. Все они были слишком нервны, слишком издерганны. На многих лицах были преждевременные морщинки, печать тяжелых переживаний. Глаза воспитанников быстро меняли свое выражение, что свойственно молодости, но в минуты одиночества они выражали отчаяние, злобу, а чаще всего печаль. Как-никак приходится жить не на воле, а в четырех высоких каменных стенах, на углах которых вышки с вооруженными стражниками. А перед стенами натянута колючая проволока, перед ней – четырехметровая, усыпанная песком, чтобы оставались следы, полоса. Даже ступеньки в корпусе железные. И все и в коридорах и в комнатах пахнет дезинфекцией. Поневоле начнешь мечтать о вольной жизни. Только каждый мечтает по-своему: один мечтает начать новую, чистую жизнь, а другой – о «разгульной житухе». Днем четыре часа учебы и пять часов работы. Не просто работы. Надо выполнить план. А для этого надо стараться, «вкалывать». И так изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Трудно, очень трудно для разболтанного юнца, особенно если он слабохарактерный.

      Но вечером готовили уроки, участвовали в различных кружках, а то и просто «околачивались», проводя время в болтовне. Франц и Анатолий «принципиально» не участвовали в самодеятельности, так как ворам это запрещалось. Демонстративное поведение Красавчика и Мамоны плохо влияло на многих воспитанников отделения, и это раздражало активистов.

      – Я вас заставлю учиться! – однажды вечером объявил староста класса, активист Володя – Влоо, как его прозвали.

      Франц вырвался и убежал, Анатолия же активисты силой усадили за стол, положили перед ним учебник и приказали читать.

      – Не буду.

      – Будешь, а то запустим тебе «реактивный»! – пригрозил Влоо.

      Неожиданно вошел воспитатель, и Анатолия отпустили. Он выругался и убежал.

5

      В тот же вечер Франц и Анатолий услышали «романиста» Губернатора. Умел, ох умел Губернатор рассказывать о похождениях воров, о дерзких налетах, об их храбрости и благородстве. Даже «Зверобой»