Знакомство. Частная коллекция (сборник). Мария Голованивская

же обнаруживает многие изъяны: на вымытом окне становятся видны разводы и пятна, женщина выглядит на десять лет старше, чем ей бы хотелось, тут же становится видна пыль, которая лежит на книгах, полках, люстре, видно малейшее расхождение цвета или оттенка различных элементов костюма, которые при обычном освещении кажутся bien assortis. Вот такое коварство, которое часто способно серьезно расстроить человека.

      Нужно обладать по-настоящему утонченным вкусом, чтобы уметь обставить свою квартиру. Грубый человек иногда готов отвалить кучу денег, накупить дорогих вещей, среди которых, кстати сказать, всегда закрадется какая-нибудь копеечная подделка. Но как бы ни старался человек грубого ума, как бы ни тратился, все равно его жилище будет походить на пыльный кабак или на мещанский притон тихого благополучия.

      Человек утонченный умеет, пользуясь своей фантазией и существующими в избытке милыми, нестандартными вещами, создать в своем доме микроскопический, но гармоничный, отзывчивый, напоминающий самого хозяина мир.

      Будь то вечно взбудораженный еврей-технарь с жестковатой рыжей бородой и вращающимися глазами, или аккуратненький мещанин, или разочаровавшийся во всех мирских благах и обретший опору в Вечном гуманитарий, или писатель с черными ободками нестриженых ногтей, или просто вечно спешащий бодрячок – каждый имеет свой дом, похожий как две капли воды на него самого. Это общее место, банальность, трюизм.

      «Разбитые чашки не склеивают», – говорят о некогда любивших друг друга и расставшихся людях.

      Но иногда люди совсем не похожи на чашки, а напоминают скорее вилки, ложки, ножи, блюдца, иногда даже кастрюли и сковородки. Но дело не в этом. Просто каждый в мире ищет подобия.

      Кто знает, как лучше? Может быть, никто, а может быть, и кто-нибудь.

* * *

      Я начал писать, чтобы не ссориться с женой. Женился я рано, мне еще не было двадцати. Моя жена – Томочка, тихая, сероглазая, тоненькая девочка, создавала уют и ровное, теплое настроение, в котором поначалу я чувствовал себя превосходно.

      Я учился и занимался комсомольской работой. Безусловно, это тешило мое самолюбие, я заставлял других делать абсолютно ненужные, часто абсурдные вещи, делал их и сам, и это была для меня своего рода игра, в которой я всегда старался одержать верх. Провинившихся я карал по всей строгости закона и затем, встречая в коридоре пострадавшего, даже не поворачивал головы в его сторону. Как же я был доволен! Мама мне покупала один новый костюм в год, вечерами я сидел в читалке и писал конспекты. До чего же приятно возвращаться домой в десять вечера, исписав мелким, аккуратным почерком несколько десятков больших тетрадных листов! Томочка ласково прижималась ко мне и кормила ужином.

      Наши клетчатые занавески на окнах, клетчатая скатерть, баночки со специями вдоль стены внушали полный покой и ощущение тихого счастья.

      Томочка тоже училась, но в отличие от меня скорее хорошистка, сдавала сессии в основном на тройки. В целом мы были довольны друг другом. Но вдруг,