Большая рождественская книга романов о любви для девочек. Ирина Щеглова

честно попросила она. – Пожалуйста, поменяй у бабушки простыню! Это уже будет огромная помощь!

      И я поменяла.

      Медсестра продолжала бегать. Вскоре вошла в нашу палату и начала ставить бабушке капельницу. Она была замотанная, уставшая, а нужно обойти еще многих.

      – Может, еще чем-то помочь? – поинтересовалась я.

      – Если нетрудно! – снова согласилась она. – Сходи в десятую и двенадцатую палату, посмотри, капельницы у людей скоро закончатся?

      Сходила. У мужчины из десятой было еще полкапельницы, а у женщины из двенадцатой жидкость подходила к концу.

      Я сообщила об этом Полине.

      Она поблагодарила.

      Но на этом моя помощь не закончилась. Я стала помогать и другим медсестрам, и санитаркам каждый день и вскоре уже с легкостью меняла больным постели, проверяла капельницы и носила ведра. Словом, помогала всем, кому нужна была какая-то помощь. А Максим бегал за мной и тоже старался чем-то помочь.

      – Не понимаю, как мы раньше без тебя жили! – говорила санитарка баба Люба, намывая шваброй полы. – Слушай, Кать! Можешь дезраствор развести? А то мне еще целый этаж мыть.

      – Но я ж никогда этого не делала! – заволновалась я. Так переживала, будто мне доверили вести космический корабль.

      – Ну и что? – пожала плечами баба Люба. – В туалете на стене табличка висит, там все пропорции написаны. Ведро вон там возьми. Пожалуйста, – добавила она и разогнула затекшую поясницу.

      Я отправилась в туалет с таким волнением, словно шла на экзамен.

      Но у меня получилось, и санитарка осталась довольна.

      Вот так все и началось.

      Но однажды добавилась и помощь другого рода.

      Как я уже говорила, больница была переполненной, кушетки стояли даже в коридоре. В больницу поступил какой-то старик, и его разместили за пределами палаты. Навещая каждый день бабушку, я заметила, что к нему никто не приходит. Напротив бабушкиной двери стояла скамейка, и когда я приходила, он всегда вставал с кушетки, садился на эту скамейку, брал газету и делал вид, что ее читает. Но я стала замечать, что старик на самом деле не читает, а с какой-то тоской смотрит поверх газеты в нашу сторону и грустно вздыхает, когда видит, как мы с бабушкой весело о чем-то болтаем.

      Такое чувство, что он наблюдал за чужим счастьем и печалился, что ему не с кем вот так посидеть и поговорить.

      Как-то раз, когда Полина давала бабушке лекарства, она понизила голос и сказала:

      – Кать, Иван Иванович – ну, из коридора, сегодня такой грустный… Не пойму, в чем дело. Может, поболтаешь с ним? Родственников у него нет, никто не приходит… Ему так скучно.

      – Конечно, – растерялась я. – А о чем?

      – Да о чем угодно. Когда человеку уделяют внимание, то он выздоравливает гораздо быстрее.

      Я выглянула в коридор. Иван Иванович лежал ко мне спиной и соответственно лицом к зеленой больничной стене. В некотором замешательстве я взяла в нашей тумбочке сладкие пирожки и подошла к старику.

      – Иван