Консорциум. Всеволод Глуховцев

дежурную улыбку, – будем работать!

      Когда адвокатша удалилась, он двинул к хозяину, описал ситуацию. Тот поморщился, почесал в затылке:

      – М-да… Это дело не скроешь, потом хуже будет, когда всплывет. На такой скандал можно нарваться, что мама дорогая… Нет уж, говори все, что есть.

      – Ничего! – бодро отозвался Евгений Ильич. – Поживем – увидим.

      Однако, скверная квартира повисла на риэлторе и на конторе в целом безнадежным аутсайдером. Желающие-то находились: место отличное, квартира в хорошем состоянии… но стоило только узнать предысторию – как из пушки отшибало. Евгения Ильича подмывало утаить от покупателей страшные подробности, но он понимал, что репутация дороже. Иные изъявляли желание посмотреть – приезжали, смотрели. Лица были кислые. Евгений Ильич старался выглядеть бодрячком, улыбался, держался открыто и достойно… но толку ноль. Смотрели, неохотно говорили: «Подумаем… позвоним…» но не звонили, и вообще пропадали наглухо.

      Лишь один молодой мужчина оказался лишен предрассудков.

      – Хрень все это, – заявил он. – Мертвяки все на кладбище. И мы там будем. А пока – живем!

      От таких слов воспрянул и Евгений Ильич. Но ненадолго. Через пару часов этот парень перезвонил, и голос у него был куда менее парадный.

      – Тут это, – смущенно промямлил он, – такое дело… я своей рассказал, так она мне такие вилы прописала… Короче, хочет взглянуть.

      Договорились на завтра. В полдень. Евгений Ильич мысленно вздохнул… и оказался прав.

      Без пяти двенадцать встретились у подъезда. Молодой супруг язык прикусил, все помалкивал. Собственно, и супруга не очень разговаривала, но сразу было видно, что в этой паре ведет она, а он так, балабол.

      Риэлтора удивила ее внешность: блондинка с огромными темными глазами, настолько темными, что зрачки сливались с радужкой в одно целое. И смотрела этими глазищами тревожно – Евгению Петровичу стало чуть-чуть не по себе. Но он улыбнулся.

      – Здравствуйте! Готовы? Ну, идемте.

      Когда вошли, женщина заметно побледнела. Она сделала несколько шагов, замерла – и через миг двинулась на кухню. Остановилась там.

      – Здесь, – негромко сказала она, глядя вверх – на ту самую трубу.

      «Ведьма», – пронеслось в голове Евгения Ильича. А женщина подошла к подоконнику, взглянула в окно и быстро отошла.

      – Нет, – сказала она с силой. – Нет! Мы здесь жить не будем. Никогда!

      И ее точно вынесло. Муж виновато развел руками:

      – Ну, тут я не это… Бабу ведь не переспоришь. Ума-то нету…

      Маклер не стал выяснять, у кого что есть. Он ощущал досаду оттого, что зря убил время, и в контору вернулся раздраженный. Разумеется он не стал трубить о своих неудачах, но потом, в узкой мужской компании, где присутствовал и Сергей, заявил:

      – Да ну все это к черту! Купят-не купят… видно будет. А я пока устрою-ка там очаг свободной любви!

      Сильная половина «Олимпа» свято блюла принцип мужской солидарности: в таких делах никто никого не сдавал. Сергей лишь усомнился:

      – И