Рокировка Сталина. СССР-41 в XXI веке. Анатолий Логинов

дверь и, развернувшись, сел напротив командира.

      – Олег Николаевич, вы понимаете, что мы сейчас находимся в очень сложном положении? – начал Владимир, внимательно следя за реакцией сидящего напротив. – Резкое исчезновение связи на боевом дежурстве… внушает серьезные подозрения. Прошу вас внимательно проверить этот вопрос. Может, это все же проблемы с матчастью связи? Как раз ваша работа. Вы не хуже меня знаете, что по инструкции при отсутствии связи я обязан привести корабль в боевую готовность и ввести коды целей и запуска. Но спутники-то свидетельствуют о мирном периоде. Вам ничего не известно… по вашей линии?

      – Нет, Владимир Владимирович, ничего. Не думаю, что командование могло бы оставить нас в неведении. Поэтому считаю ваше решение единственно правильным. Разрешите идти?

      – Идите, – командир выглядел слегка разочарованным, но в то же время на его лице явственно можно было разглядеть облегчение. Нет, стать человеком, в мирное время уничтожившим Нью-Йорк, Лондон, Париж и так далее, нужное подчеркнуть, ему вовсе не улыбалось, несмотря на весь боевой настрой.

      – Прорвемся, товарищ командир, – добавил на прощание особист и, четко развернувшись, вышел из салона. Теперь оставалось только ждать. Ждать либо сигнала, либо… Ждать, успокаивая себя и пережигая тонны нервных клеток. Нет ничего хуже, чем ждать и догонять – говорит пословица, и командиру ракетного крейсера стратегического назначения предстояло испытать ее правоту на собственной шкуре.

      Маневр покладки на грунт окончился штатно, старпом не подвел, и весь корабль замер в ожидании вестей с Родины. Наконец молчание прервалось докладом из рубки связи.

      – Центральный, появился сигнал радиостанции «Коминтерн», идет прием информации.

      – Рубка, докладывайте! – Поднявшийся командир чуть не спрыгнул с кресла.

      – Товарищ командир, докладывает капитан-лейтенант Пархоменко! – Выведенный на динамик голос заставил всех встрепенуться. – По результатам радиоразведки мы наблюдаем нечто странное. Количество голосовых передач на русском очень мало, перехваченная единственная радиопередача… – Пархоменко замолчал, напряженно дыша.

      – Что там, не тяните, – недовольно заметил Коваленко, оглядывая напряженные лица собравшихся в ЦП.

      – Слушайте сами, – наконец выдавил из себя Пархоменко, – мы ее записали… – и включил трансляцию. – И еще… Передачи на остальных языках отличаются от передач на русском. Они по-прежнему о новостях две тысячи десятого.

      В отсеке воцарилась напряженная тишина.

      – Либо наша аппаратура от этого удара окончательно вышла из строя, либо наши доблестные маркони дружно бредят, или на берегу кто-то остро пошутил, – выдал свой вердикт Дойников.

      – А вы не рассматриваете четвертую возможность? – Стоявший до того в стороне сотрудник особого отдела капитан Горошков посмотрел на обернувшихся к нему офицеров и продолжил: – А если вместо Российской Федерации действительно СССР сорок первого года?

      – Нет,